Город клинков - Роберт Джексон Беннетт (2019)

Вот как у нее так получается — вроде бы пару слов всего сказала, а как злобно.

— Мне это вовсе не нужно, — возражает Сигруд. — Приходилось мне спать в местах…

— Я знаю, — отрезает Сигню. — Но это не имеет никакого отношения к делу. К делу имеет отношение то, что ты довкинд и все ждут, что мы примем тебя как положено. Если бы я тебя отправила в стандартную комнату в рабочем общежитии, они бы подумали, что я не выказываю тебе должного уважения.

— Тогда… тогда я скажу им, чтобы не смели так думать! — резко возражает Сигруд. — Я скажу им — пусть своим делом занимаются!

— Так тоже нельзя делать! Они подумают, что ты меня выгораживаешь! Это раньше ты был никто, а сейчас… сейчас люди ждут от тебя великих дел!

— Ты прямо как твоя мать, — бормочет Сигруд.

— Если это значит, что я умная, то да, я как мама и считаю это компли…

Мулагеш перестает вслушиваться в их разговор. Она еще не была в этой части цеха, потому не видела массивную, футов пятнадцать высотой статую у железной стены. Самый вид ее заставляет Мулагеш встать как вкопанная. И сердце словно пронзает острой льдинкой.

Она тут же ее признала. Еще бы нет! Ведь именно ее, точнее, ту, с которой статуя была изваяна, Мулагеш видела той ночью: как она вставала из моря и клала огромную ладонь на утесы. И даже жуткие сцены на нагрудной броне врезались ей в память — она видела их, эти ужасы, вздымающиеся стеной перед ее ошеломленным взглядом.

— Вуртья, — шепчет Мулагеш.

Она застывает перед статуей. Изваяние такое бледное, что кажется — лунный свет пронизывает его насквозь, будто статую слепили из белейшего и чистого снега. Она стоит на постаменте, а у ее ног — купель, такая большая, что кажется ванной на львиных лапах. А на постаменте выгравированы все титулы:

«Императрица Могил

Стальная Дева

Пожирательница Детей

Королева Горя

Та, что расколола землю пополам».

Интересно, кто мог поклоняться такому чудищу. Даже не верится. А потом Мулагеш понимает: она так считает потому, что они, сайпурцы, победили. Как однажды в один из пасмурных жестоких дней Желтого похода сказал Бисвал: «Война — это ад, такой, что ни божествам Континента, ни их поклонникам даже и не снился. Ад требует от нас вести себя сообразно себе. И те, кто принимает его таким, какой он есть, — тот и победит».

Вуртьястанцы, похоже, с удовольствием принимали его таким, какой он есть. Они поклонялись ей, сделали из этого национальную идею, создали целую культуру, опирающуюся на всегдашнюю готовность вступить в бой и вести жесточайшую войну. И они сделали это и потому раз за разом побеждали. Они пережили Войну Божеств и захватили практически всю обитаемую землю.

Конечно, они любили ее. Да, она была жестока и не знала жалости, однако помогла им победить.

Мулагеш делает шаг вперед, разглядывая холодное спокойное лицо. Она припоминает, что где-то слышала: Вуртья никогда не разговаривала — ни с другими Божествами, ни со своими верными. Но ей и не надо было говорить — достаточно посмотреть в это лицо, и ты сразу поймешь, что тебе нужно…

И тут она замечает, что перед статуей что-то движется. Какое-то дуновение воздуха, похожее на горячий бриз, словно на земле разложен невидимый костер. Она прищуривается, чтобы лучше разглядеть источник движения.

Неужели кто-то разложил здесь костер? В грязи, над которой колышется воздух, до сих пор видны обгоревшие ветки и серый пепел. Будто кто-то здесь остался на ночлег.

И тут голова у Мулагеш идет кругом. А ведь это очень похоже на то, что они видела в тинадескитовом руднике. А что, если Сумитра Чудри пришла сюда, чтобы совершить нужное ей чудо?

Она подходит совсем близко: нет ли в золе чего-то похожего на жженый розмарин или сушеные лягушачьи яйца.

Но как только Турин подступает к кострищу, что-то… меняется.

Мулагеш останавливается и смотрит вверх, Вуртье в лицо.

Мир вокруг замирает.