Город клинков - Роберт Джексон Беннетт (2019)

— О да. Это мое х-хобби. У н-нас многие охотятся, причем в-выбрасывают части тушек за н-ненадобностью. А я нашла им п-применение. Я з-занимаюсь этим там, п-прошу за мной, — говорит она, ведя Мулагеш через комнату.

А вот это помещение уже похоже на обычное — белый голый, медицинского вида кабинет. В таких часто принимают доктора.

— Н-никто обычно не входит через эту д-дверь.

— Ох. Извините. — Мулагеш покашливает. — Я не знала.

— Н-ничего страшного.

Результаты Радиных упражнений висят и здесь, только в меньшем количестве: вот оскаленная голова кабана и летящая утка. Рада просит Мулагеш подождать, пока она сменит одежду на рабочую.

— Тело… оно куквуххит, в смысле не в слишком хорошем состоянии.

— Понятно.

Мулагеш снимает свой скользкий от дождя плащ и вешает его в углу.

Рада выходит, а Мулагеш садится и задумывается. Новости ее обескуражили — а она этого от себя не очень-то ожидала. Мулагеш, конечно, предполагала, что Чудри мертва, а потом еще думала, что она имела какое-то отношение к убийствам. Но она совершенно не ожидала, что над телом Чудри так мерзко надругаются.

Рада возвращается, переодевшись в темное. На ней резиновый фартук.

— Он-на в з-задней комнате. Если вы г-готовы…

— Я готова.

Рада кивает и ведет ее к двери. За ней обнаруживается комнатка, в которой явно делают операции — или вскрытия. В середине — большой плоский камень с дырочками для слива. А на камне…

…лежит что-то. Разум Мулагеш отказывается воспринимать их как тело. Это предметы. Вещи. Фрагменты чего-то. Не человек, потому что поступать так с человеком немыслимо. Разделать человека на части — это оно. Расчеловечивание.

Мулагеш пытается взять себя в руки. И сфокусироваться на том, что лежит перед ней.

На столе разложены две половинки туловища. Кожа темная, груди усохли и провалились. В паху остатки лобковых волос. Женщину разрезали аккуратно и чисто, отделив от туловища руки и ноги. Осталось только левое бедро, но его тоже тщательно отрезали. Оно лежит рядом с туловищем, словно кто-то пытался сложить все части так, чтобы они напоминали единое целое. Выглядит это чудовищно.

— П-похоже на то, что вы в-видели, да? — спрашивает Рада.

— Да, — тихо отвечает Мулагеш. — Похоже. Но они оставляли головы и руки с ногами на месте преступления.

— Мы не ошибаемся? Это с-сайпурка?

Мулагеш качает головой:

— Нет. Не ошибаетесь. Тело обескровлено, но кожа все равно смуглая. Ее нашли на утесах?

— Да. Там, где п-пропавшая без вести с-служащая министерства обычно гуляла. Так мне с-сказали.

Мулагеш, тяжело дыша, поднимает глаза на Раду.

— И вы можете провести вскрытие?

— Ч-частично. Да. Т-тело, как видите, не свежее, так сказать, но… я м-могу попытаться. А что вы хотели бы об-бнаружить?

— Что-нибудь. Я хочу найти хоть какую-то зацепку, чтобы вычислить этих ублюдков.

Рада покорно кивает:

— Тогда начнем.

Мулагеш садится у дальней стены и пододвигает второе кресло, чтобы положить на него ногу. Она откидывается на спинку, кладет руки на живот и наблюдает, словно зритель на спортивных соревнованиях, как Рада Смолиск бережно и тщательно рассекает некогда бывшие человеческими части тела. Процесс этот вовсе не похож на чудовищное надругательство, нет. Напротив, Рада время от времени комментирует его совершенно спокойно, будто они плывут на лодке среди мирного пасторального пейзажа.

— Какие чистые срезы, — тихо говорит она. — Словно хирург работал. Но даже хирургическое вмешательство такого объема оставило бы… как сказать… следы распиливания. Потому что это сложно — вот так вот рассечь столько тканей. А следов нет. Ее как будто пилой разделали.

И она тянется за каким-то жутким инструментом.

За работой она не заикается, кстати. Словно в процессе вскрытия она превращается в совершенно другого человека — более уверенного в себе, более собранного.