Ниточка к сердцу - Эрик Рассел (2022)

– Убери их, – выдохнул Сэмми. Он безуспешно старался не показывать, как ему плохо. – Не стоит открывать. Ведь сигареты не смогут долго храниться, если в банку попадет воздух.

– Малыш не курит. Остаемся мы с тобой. – Моллет дал сигарету Сэмми и закурил сам.

– Может, уколоть тебе морфий?

– А ты умеешь?

– Нет.

Опершись на руку, Сэмми с трудом наклонился к Моллету и тихо сказал:

– Вы тащите меня на руках два дня. Сколько прошли за это время?

– Миль семь, – наугад ответил Моллет.

– Получается три с половиной мили в день. Не густо. И всякий раз, когда путь преграждают лианы, вам приходится класть меня на землю, чтобы прорубить проход. Потом вы снова беретесь за носилки. У вас только по две руки, а не по шесть. И по две ноги. Вы не можете долго идти с таким грузом.

– Ну и что? – настороженно спросил Моллет.

– У Малыша Ку есть пистолет.

– Ну и что?

– Сам знаешь.

Моллет выпустил тонкую струйку дыма и понаблюдал, как она тает в воздухе.

– Я, наверное, кажусь гадом. Быть может, ты меня таким и считаешь. Допускаю, что ты прав. Но я не убийца.

– Взгляни на это иначе, – взмолился Сэмми.

Он опять сморщился от боли, на лбу выступили капли пота.

– Я все равно умру. Это вопрос времени. И я прошу тебя сделать так, чтобы мне было легче.

– На самом деле ты хочешь, чтобы мы облегчили существование себе, – прервал его Моллет. Он плюнул в костер, и огонь зашипел.

– Еще слово, и я оторву твою безмозглую башку!

Приподнявшись на локте, Сэмми слабо улыбнулся:

– Да, Билл, умеешь ты успокоить человека с помощью угроз.

– Схожу за морфием. – Моллет обогнул костер и стал рыться в запасах.

Билл, думал он. Кажется, Сэмми впервые назвал его по имени. Очень может быть, что так обращались бы к нему сейчас и другие, доживи они до этого дня. К примеру, Пейтон. Может, сегодня они уже выросли бы из таких фраз, как «Пейтон, подними эту штуку!» и «Слушаюсь, мистер Моллет», а разговаривали бы между собой совсем по-другому: «Возьми-ка, Ганни!» и «Конечно, Билл». Возможно, что миссис Михайлик называла бы его Би, а он обращался бы к ней «Герда» или «мамочка» или придумал бы смешное прозвище, что-нибудь вроде Тутси.

Еще совсем недавно такая мысль даже не пришла бы ему в голову, а если бы и пришла, он бы возмутился. Но не сейчас. Времена меняются, а вместе с ними и люди. Пока он искал лекарство, в голове вертелась гадкая мыслишка: жиденыш Сэмми сам виноват, что умирает. Он прогнал ее громким ругательством. Сэмми, не раздумывая, прыгнул за Кесслером, а теперь просит застрелить его, чтобы им было легче идти. Пейтон, не думая о себе, бросился к черту в зубы, чтобы спасти остальных. Герда и Григор согласны были умереть, только бы не задерживать всех. Даже Фини кинулся бы на этих пятидесятитонных носорогов, если бы его не удержали. Каждый проявил мужество, хладнокровное или безрассудное, инстинктивно или осознанно.

А чем может похвастаться он, Моллет? Танцовщицей на предплечье да россыпью метеоритов на широкой спине? Волосатой грудью. Мощным телом и выносливостью, благодаря которой может идти, пока не свалится. Все остальное – сплошная глупость. Его инженерные познания – бесполезный хлам. Он ничего не понимает в хирургии и не разбирается в лекарствах. У него нет чутких ушей и тонкого обоняния, как у Фини. Нет ловких пальцев, как у Малыша Ку, и невозмутимого спокойствия, с которым тот приемлет будущее. Даже плавать, как Сэмми, он не может. Вообще ни черта не умеет. Если не считать умения успокаивать людей с помощью угроз. Но хоть что-то в его пользу, крошечный плюсик против его имени.