На улице вовсю светило яркое западное солнце, однако ветер дул холодный и влажный. Синтар… Мэйр накинула капюшон и засунула в карман левую руку. В правой был увесистый кусок говяжьей вырезки, завернутый в вощеную бумагу. Для Тен-Тена, конечно же. Ну… кто знает, с вечно голодным Себастьяном тоже могло сработать… Впрочем, к сырому мясу он равнодушен — в отличие от самой Мэйр. И её капризного плотоядного друга.

— Тен-Тен? — позвала она с надеждой. — Хватит дуться! Я знаю, что ты где-то здесь!

Вредный келпи ничуть не проникся. Мэйр сердито фыркнула и прикрыла глаза, сливаясь с сонной тишиной увядающего леса.

Лес, как и сама Мэйр, холодов не любил и по осени пребывал в ворчливой полудреме. Понемногу терял листья — золотые, и медные, и бронзовые, — увядал шумно и сердито, кое-где меланхолично гнил… в общем, готовился к спячке. Чтобы весной проснуться и ещё добрых полгода красоваться пестрым разноцветьем перед всеми, кому хватит духу прийти и поглядеть.

Тот ещё выпендрежник и пакостник. Как и положено приличным зачарованным лесам.

Наконец Мэйр открыла глаза и возмущенно выдохнула.

Себастьян ушел сравнительно недалеко, всего на пару миль от дома. Дальше идти будто бы и не собирался, заинтересованно топчась вокруг жертвенного холма, где высилась громада Неметона. Куда он вскоре непременно сунется, что очевидно для всякого, кто знаком с лейернхартским бастардом хоть день… час… да нет, хватит и пяти минут, чтобы понять, какая перед тобой любопытная, упертая и педантичная сволочь.

— Это моя сволочь, — пробормотала Мэйр. — Тронешь — пущу на дрова.

В ответ от Неметона пошли волны насмешливой издёвки — мол, старые новости для всех, кроме тебя; вот какой глупый подменыш!

— Сам дурак.

Она переложила сверток в другую руку и неспешно побрела вглубь леса, глядя по сторонам и недовольно морща нос. Зеленовато-желтые кроны деревьев на фоне ярко-синего неба — красиво, да только всё не то. Осень Мэйр не особо нравилась, а зима и того меньше, даром что родилась в день солнцестояния. Холод она переносила с большим трудом. (Кровь демонов, будь она неладна…) Наверное, даже уехала бы куда-нибудь на южное побережье, не привяжи её к себе Неметон намертво — так, что даже в столице не пробыть больше пяти-шести дней кряду. Проведя в Иленгарде больше недели, Мэйр начинала чахнуть на глазах, а тысячелетнее дерево обижалось и принималось без разбору жрать людей. Тут уж не до собственных удобств: хочешь не хочешь, а привыкаешь к капризному и влажному морскому климату Синтара.

«Но, Бездна пожри, какая всё-таки гадость этот ваш холод!» — она поежилась и снова попытала счастья:

— Таэн’нэйерис! А ну, выходи, злобная ты лошадка!

Глава 30

Вздорный келпи терпеть не мог, когда его звали лошадью. Однако на провокацию не повелся; хотя Мэйр показалось, будто из чащи донеслось возмущенное фырканье.

— Тен-Тен, ну прости! Я была занята и не могла тебя навестить… ты же знаешь, двуногим человечкам приходится ходить на постылую работу и всё такое. И даже если я была вынуждена тратить время на кого-то другого, это не значит, что тебя теперь любят меньше… понимаешь?

Никакой реакции не последовало.

— Ты не можешь быть таким жестоким! Я же скучала по тебе, и я люблю тебя больше всех на свете, ты, наглая скоти… э-э-э… мой прекрасный Черный Шторм!

Черный Шторм — а именно так зовут Тен-Тена, «чернушку», в переводе на имперский — сохранил высокомерное молчание. В том, что эта копытная зараза материализовалась неподалеку и теперь злорадствует где-то в зарослях тёрна, Мэйр уже не сомневалась.

— Ну и пожалуйста, — с обидой проворчала она и отогнула бумагу на краешке свертка. — Мне больше достанется! А ты сиди без гостинца, глупый конь!