Витязи в шкурах - Анатолий Дроздов (2012)

— Почему они его поставили именно на этом месте? Других не было?

— Из-за пещеры Змея.

— Какой пещеры?

— Есть там такая в скале, — грек погладил крашеную хной бороду. — Поганые говорят, что там чудище-змей живет. Сто лет тому назад он зашевелился в пещере — земля затряслась, дома попадали — много народу погибло. Из пещеры время от времени вырывается огонь и слышен грохот… Вот они и поставили своего идола — жертвы кровавые приносить, чтобы змей не гневался. Язычники! — Костас пожал плечами.

— Жертвы прямо в пещеру не носят?

— Поганые боятся к ней подойти! Страх у них великий…

— Спаси тебя бог! — прервал купца русский, схватил и обеими руками потряс кисть Костаса. Только сейчас купец заметил, что левая рука у русского больная — он двигал ей очень осторожно.

— Спаси бог и тебя! — ответил грек, заговорщицки наклонился к Кузьме и сказал уже по-русски: — Где ваши рабы, боярин? Большая битва была, большой полон взяли. Почему не ведут на торг? Я купил меньше десятка, да и те тощие, хилые — боюсь, что не доведу живыми. Где добрый товар?

— Ярославна велела оставить для обмена на воев, что в половецком плену, — ответил русский.

— Лучше продать, а на вырученные деньги своих выкупить… — начал было Костас, но Кузьма отвернулся.

— Уважаемый! А шелк?!. — крикнул вслед ему купец, однако боярин в холстине убежал, даже не оглянувшись.

Не успел Костас придти в себя после этого разговора, как на торгу появился другой странный русский. Этот был высокий, в блестящей кольчуге, но тоже без шапки. Русский был не один. За веревку он вел связанного по рукам мужчину в странной одежде и рыскал глазами по торговым рядам.

Костас сообразил первым. Выскочив из-за повозок, он побежал навстречу — чтоб другие не опередили. Без церемоний, сразу принялся ощупывать пленника, заглядывая ему в рот, глаза и уши. Раб, несмотря на бледность (по всему видно — в подвале держали!), был хорош. Крепкий, жилистый, со всеми зубами; по всему видать — выносливый. Лет пятнадцать будет работать, а при хорошей еде — все двадцать. На торге в Тавриде вырвут из рук. (В Тмутаракань везти нельзя, полон из Поля, признают поганые — заберут, было уже такое.) Русский не препятствовал осмотру, только странно посматривал на Костаса.

— Две ногаты! — решительно сказал купец и достал из кожаного кошелька монеты. Но русский на них даже не взглянул.

— Три! — заторопился Костас, видя, как у соседних повозок зашевелились другие купцы.

«Сейчас набегут, перехватят! Все приехали сюда за рабами, а их не продают! — заволновался купец. — За такого можно и пять дать, все равно в Тавриде будет вдвое! Но втрое — лучше…»

— Где твои возы, купец? — вдруг спросил русский, оглядываясь.

— Туда, боярин! — торопливо схватил его за рукав Костас — побыстрее увести его от других!

«Наверное, хочет товаром, в обмен! — торопливо размышлял грек по пути. — Так даже лучше. Лишь бы не запросил много! Хитрый, денег сходу не взял…»

Но этот русский, как и тот, давешний, на товар даже не посмотрел. Спросил, глядя в упор черными глазами:

— Где рабов будешь продавать, купец?

— В Тавриде, — неожиданно для себя сознался Костас.

— Кто их у тебя берет?

— У кого деньги есть, — удивился грек.

— Я хотел узнать, где он будет работать, — поправился русский.

— Смотря, кто купит. Может, будет за в виноградниками ухаживать или пшеницу сеять. Может, возьмут в каменоломню — тогда ему больше двух лет не протянуть, — Костас решил приврать, чтобы русский не торговался — пять лет в каменоломне пленник выдержит точно. — Если повезет — станет домашним рабом: помогать на кухне, носить покупки… Но этому не повезет, — оценил грек. — Вид у него диковатый, такого в дом брать боязно — еще зарежет! И языков цивилизованных, кроме своего, поганого, не знает.

— Знает, — сухо возразил русский. — Он и сейчас нас понимает.