— Надо же: такая сеча, а хоть бы одна ранка! Только синяки. Ты похудел, — сказал, обращаясь к Вольге. — Пуд сбросил, не меньше. Одни мышцы и кости. Слышал, чудеса в сече творил? Прыгал в два роста?

— Жить захочешь — не так прыгнешь! — буркнул Вольга.

В парной Кузьма уложил гостей на застланные золотистой соломой полки, взял железными щипцами большой камень из раскаленной груды на печи, бросил в деревянную шайку с водой. Белый клуб взлетел вверх, в шайке грозно забурлило. Кузьма сунул в побелевшую от пепла горячую воду два березовых веника и плеснул на камни из другой шайки. Столб горячего пара ударил в низкий потолок, сладко запахло горячим хлебом и какими-то травами. Горячий, влажный воздух в одно мгновение заставил покрыться тела мужчин крупными каплями пота.

— Полежи пока! — сказал Кузьма Вольге и достал из шайки распаренный веник. — Сначала князя, спасителя нашего. Ему первому честь.

Он помахал веником над спиной Улеба, нагоняя жар, после легонечко, едва касаясь кожи, прошелся веником от пяток до плеч, а затем, все увеличивая силу удара, стал хлестать по ногам, бокам, спине… Улеб блаженно постанывал. Звуки от хлестких ударов заполнили тесное пространство парной, поэтому Вольга и не расслышал, как растворилась дверь. Вдруг почувствовал, как на спину повеяло горячим. Глянул искоса и едва не вскочил. У полка с распаренным веником в руках стояла Марфуша. В чем мать родила.

— Лежи смирно, боярин! — сердито сказала она, придавив ладошкой затылок Вольги. — Не то ударю ненароком — глаз вышибу.

Вольга уткнулся лицом в горячую солому, почти не чувствуя, как горячий веник охаживает его. Но скоро умелые удары парильщицы заставили и его постанывать от наслаждения. Марфуша била то наотмашь, то мягко, то растирала ему спину и ноги горячими листьями.

— Ворочайся, боярин! — велела, когда Вольга уже совсем впал в истому. — Спереди парить буду.

Вольга замешкался.

— Давай, давай! — подбодрил его Кузьма, хохотнув. — А то бояриня осерчает, еще не то отобьет.

— Вам бы только охальничать! — рассердилась на него Марфуша. — Гость ведь!

Вольга послушно повернулся. Марфуша, окунув веник в шайку с горячей водой, вновь повеяла на него жаром, а потом принялась стегать — но уже не так сильно, как по спине. Вольга посматривал на нее из-за полуприкрытых век. Марфуша росточком и впрямь была меньше, чем ему показалось вначале. Худенькое, почти как у подростка, тело. Две небольшие девичьи грудки, как упругие капельки, покачивались в такт замахам веника, но при этом задорно смотрели сосками вперед. Бедра не широкие, но и не узкие — в самый раз. Русые, с заметной рыжинкой густые волосы ниспадали вдоль плеч ниже пояса. Такие же, рыжеватые, кустились под мышками и на лобке.

Марфуша махала веником старательно, закусив верхнюю, пухлую губу. Чувство, овладевшее Вольгой у крыльца, воротилось, но уже было уже не таким сильным. Блаженная истома овладела им, заставив прикрыть глаза.

— Здрав будь, боярин! — услышал Вольга и поднял веки. Марфуша, бросив истрепанный почти до самых прутьев веник кланялась ему. — Здрав будь, княже! — поклонилась она Улебу и скрылась за дверью. Когда все трое вышли из парилки, ее уже нигде не было.

В мыльной Кузьма заставил гостей по очереди окунуться в большой бочке с холодной водой, затем принялся тереть им спины мочалом. Домывались гости уже сами, натирая тела и волосы щелоком и окатываясь из шаек водой, нагретой камнями.

— Как парилка? — подмигнул Кузьма Вольге, поднося ему очередную шайку. — Чем хороша русская баня — гостя можно хорошо рассмотреть и себя показать! Не научили их еще попы наготы стесняться.

— Тебя она тоже… парила? — тихо спросил Вольга, оглядываясь на князя. Улеб, не обращая на них внимания, с наслаждением плескался в бочке, растирая мочалом плечи.