Витязи в шкурах - Анатолий Дроздов (2012)

— Как мне не плакать, — пьяно возразил Улеб, — когда моя отчина и дедина сейчас у стрыя? Я там уже десять и четыре года как не был. Видел бы ты, боярин, мой Гомий!

— Я видел.

Улеб отстранился и исподлобья глянул на Кузьму.

— Красивый город на холме. Внизу Сож…

— И вправду видел, — вновь всхлипнул Улеб. — Как там хорошо!

— Воротится Игорь из полона, вернет тебе удел.

— Вас я возьму к себе, — стукнул кулаком по столу Улеб. — С родной стороны вас прогнали, а я возьму. Нет у меня сейчас людей ближе. Ты, боярин, — повернулся он к Вольге, — будешь у меня воеводой — я только саблей тебя владеть подучу, а ты, Кузьма, станешь огнищанином. Будешь всем двором моим управлять. Только, что не воровать! — погрозил он пальцем. — И тиунам не воли не давать!

— Я их вот так! — показал Кузьма кулак.

— Правильно! — мотнул головой Улеб. — Ох, как мы, бояре, запируем. Женю вас на боярских дочках, самых красивых и богатых выберем. Чтоб во! — развел он руки, показывая размер красоты. — Сам женюсь. Может, у Игоря дочку сосватаю. Молода еще, но попрошу князя. Ох, будем пировать! Я песни петь буду. Люблю. Сам сочиню.

— Про поход Игоря?

— И про поход! — Улеб решительно махнул рукой и едва не упал с лавки. Кузьма вовремя поддержал. — Славный был поход. Как мы с зарания, в пяток, потоптали поганые полки половецкие…

— Что? — вскочил Кузьма.

— И повлекли по Полю красных девок половецких… — продолжил Улеб и упал лицом на стол.

— Князь! — толкнул его в плечо Кузьма. — Князь?.. — он растеряно оглянулся на Марфушу. Та решительно подошла к столу.

— Несите его, бояре, в опочивальню. Я покажу куда…

Глава седьмая

— Феодал хренов! — сказал Кузьма, когда они воротились за стол. — Раскомандовался… Спой ему! Может, и гопака сплясать?!.

— Сам говорил: благодетель! Кто спинку князю парил, пока я на полке мерз?

— Обидели детинушку… Кто на Марфушу пялился?

— Не привык к вашим утехам. Зря ты на Улеба. Он человек образованный. Знает историю, генеалогию, занимался летописанием.

— В юности. А затем четырнадцать лет служил наемником у разных князей. Высококультурное занятие.

— Зачем ты его поил?

— Не отрава! Проспится. Утром рассольчику хлебнет и счастлив будет. Здесь за доблесть считается на пиру рога в землю воткнуть…

— Как будто у нас иначе.

— Не забыл еще?

— Вспоминать некогда. После того, как старик нас оборотил, и тебя в Путивль увезли, меня Улеб забрал. Подучил… Раньше лошадь я издалека видел. Ну, там копье, щит… Как нападать, как отбивать удары… Курс молодого бойца. Здесь народ приметливый — меч у меня сразу забрали. Чтобы себя ненароком не поранил… Кистень одобрили.

— Разбоем в детстве баловался?

— В секцию карате ходил. Мода в те годы была: кричали «ки-й-а!» по подвалам. С нунчаками баловались. Тот же кистень, только легче. В спецназе меня кое-чему учили. После тренировок руки вспомнили…

— Много половцев убил?

— Шестерых. Седьмого мне приписывают. Хана Василько зарезал.

— Сам еще не научился?

— Чего цепляешься?

— Непривычно. Преподаватель университета, кандидат наук, человек образованный, можно сказать — культурный, бродит по дорогам с кистенем, аки тать, и губит напропалую души половецкие. Пусть языческие, не крещеные, но все равно…

— Чего их жалеть? Все равно мертвые — восемь веков прошло.

— Это когда мы с тобой в двадцать первом веке. Но мы здесь. А как самого убьют?

— Как меня могут убить в двенадцатом веке, если я родился в двадцатом?

— Парадоксы любишь? Я тебя в бане не зря осматривал. Как человек из двенадцатого века может посадить синяк тому, кто по твоей теории еще не родился? Кроме того, они живые люди. Радуются, плачут, стонут от боли…