Скажи, что ты моя - Элизабет Нуребэк (2019)

«А почему ты сама не отвечаешь?» – подумала я и пошла дальше в сторону комнаты Хедвиг. Молодая сотрудница, работающая несколько часов в неделю, с неуверенным видом стояла в дверях. Я похлопала ее по плечу и сказала, что разберусь сама.

– Что с тобой, Хедвиг?

– Помогите мне! – кричала она. – На по-о-о-омощь!

– Я уже здесь, сделай глубокий вдох!

Я отперла аптечку. Как я и ожидала, кто-то забыл дать ей очередную дозу, которую она должна была принять два часа назад. Как всегда. Теперь мне еще придется писать рапорт о нарушении. Я разорвала пакетик с лекарством, вылила его в красную пластмассовую кружку и протянула ее Хедвиг. Она выпила все залпом и снова стала с криками и стонами метаться в кровати.

Я села рядом, погладила ее по руке, прошептала, что все будет хорошо. Потом накрыла ее одеялом, подоткнув его под ее озябшие ноги. Прошептала: «Тшшш!» – и принялась негромко напевать. Наконец она успокаивается.

– Хочешь кофе, Хедвиг? Или, может, печенья?

– Не оставляй меня. Не уходи от меня.

– Я никуда не уйду, обещаю!

Хедвиг восемьдесят пять, ее очень редко навещают. Она лежит в постели день за днем, неделю за неделей, год за годом. Проглатывает успокоительное, потом снова кричит, ей дают еще больше успокоительного. Я сочувствую ей. Закончить свои дни подобным образом! Это позор для нашего общества. Так называемого общества всеобщего благополучия, которого больше не существует.

Сидя рядом с ней, я гладила ее костлявую руку и думала о жизни. Редко все получается так, как нам бы того хотелось. Очередной разговор с дочерью закончился плохо. Не понимаю, почему так получается каждый раз, когда мы разговариваем. Сколько раз я вспоминала его во всех подробностях, задаваясь вопросом, что я делаю не так.

– Привет, мама

– Здравствуй, девочка моя. Ты едешь на терапию?

Уже на этой фразе она закрылась. Может быть, мне нужно было тут же прервать разговор и перезвонить позже? Но мне так хотелось услышать ее голос, напомнить ей, что я существую для нее, что я люблю ее. В глубине души она это чувствует, хотя говорит обиженным тоном. В глубине души она знает, что я нужна ей. Она не настолько сильна, чтобы совсем освободиться. Она не готова.

– Ну как там дома?

– Тихо. Как всегда в последнее время.

Попытка немного пошутить. Я должна была догадаться, что Изабелла поймет меня неправильно. Сейчас она почти все трактует не так.

– Почему ты никогда ни с кем не общаешься? Ты давно не ездила к бабушке?

То, что моя дочь заботится о моем круге общения, чуть не вывело меня из себя.

– У твоей бабушки своя жизнь. Кружок шитья и что-то там еще.

Я справлюсь, не волнуйся за меня.

– А тебе разве некому больше позвонить? Ты ведь не всю жизнь прожила в Даларне?

Это что еще такое? Откуда эти комментарии? Да еще таким тоном? Это не похоже на Изабеллу. Совершенно не в ее духе. И прежде, чем я успела собраться с мыслями, она продолжала:

– Где мы жили, когда я была маленькая? Мне почти ничего не известно о том, как мы жили – до того, как переехали в Бурленге и ты встретила папу.

Возможно, я отреагировала неправильно. Но от тона Изабеллы мне стало не по себе. Она говорила с упреком и обидой. Высокомерная. Неблагодарная. Моя собственная реакция явилась для меня неожиданностью.

– Ты хочешь сказать – Ханса?

У меня это просто вырвалось. Возможно, мне захотелось поставить юную леди на место. Мне больно, когда Изабелла нападает на меня. Конечно, я хочу обо всем поговорить. Но вот так? По телефону?