Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила - Мэри Стюарт (2018)

– Когда-нибудь ты мне об этом расскажешь подробнее. – Чарльз уселся поудобнее. – Господи, если она все устраивает, как хочет, то какое мне дело, что у нее на уме и все ли у нее дома. Дело в том, что она стара, как семь римских холмов, и возле нее никого нет, кроме этого парня, о котором мы ничего не знаем, к тому же твои рассказы о том, что он курит гашиш, не вселяют в меня бодрости. Может быть, сейчас у него голова на месте, но знай, он на полпути в никуда. – Он беспокойно поерзал. – Нет сомнения, что раз тетушка прожила в этом дворце столько лет, то она знает, сколько будет дважды два, и, по твоим словам, у тебя создалось впечатление, что она вполне способна с ним справиться…

– С полудюжиной таких, как он.

– Вот именно. Мне бы хотелось своими глазами убедиться, что все в порядке, только и всего. Согласись, твой ночной разговор с тетушкой Гарриет не очень-то согласуется с ее письмом.

– А ты считаешь, должен согласовываться? Я бы не сказала, что последовательность – ее сильная сторона.

– Да, но… Она так и не объяснила, почему вдруг дала мне столь решительный отказ?

– Никаких объяснений. Честно говоря, у меня сложилось впечатление, что, повидавшись со мной, она удовлетворила свое любопытство и теперь хочет только одного – снова погрузиться в собственную жизнь, какая бы она ни была. Говорю тебе, временами она кажется вполне нормальной, но потом словно улетает мыслями куда-то далеко и начинает болтать непонятные вещи. Я никогда раньше не сталкивалась со слабоумными и не знаю, как это выглядит, но самое худшее, что я могу сказать о тетушке, – это то, что она стара и рассеянна. Короче говоря, мое мнение таково: Джон Летман мне понравился, тетушка Гарриет на вид довольна, счастлива и вполне здорова, если не считать небольшой одышки. Но что касается того, что у нее на уме, не забывай, что я вообще ее едва знаю и к тому же сама в ту ночь находилась не в лучшей форме. Помнишь, я рассказывала об этом гнусном табаке, душном зале и о том, как мерзко булькала вода в этом ее кальяне. Ах да, Чарльз, совсем забыла – возле нее в зале была кошка, а я этого не знала. Наверно, она пряталась в кровати за занавесками. Мне было жутко не по себе, и сначала я думала, что это из-за духоты в комнате и всего остального, но потом поняла, что дело было не в этом.

– Кошка? – Чарльз едва не подскочил на месте и удивленно воззрился на меня. – Черт бы ее побрал, неужели у нее была кошка?

Ругательство в его устах скорее польстило мне, нежели покоробило. Значит, Чарльз не забыл, какое отвращение и ужас я питаю к этим животным.

Фобия вообще не имеет разумных объяснений. А котофобия, особенно в своем в чистом виде, вещь настолько гротескная, что в нее и поверить трудно. Я обожаю кошек, мне нравится, как они выглядят, я с удовольствием рассматриваю картинки с их изображением. Но не могу находиться с ними в одной комнате. В редких случаях, когда я пыталась побороть свой страх и коснуться кошки, я едва не падала замертво. Кошки мучают меня в ночных кошмарах. Однажды, в детстве, милые подруги-одноклассницы прознали об этой моей особенности и заперли меня в одной комнате со школьным котенком. Меня вызволили двадцать минут спустя; я заходилась криком и билась в истерике. Это единственная моя уязвимая струнка, которую Чарльз, даже в самом жестоком мальчишеском возрасте, никогда не затрагивал. Он не испытывал подобного ужаса, но был достаточно близок ко мне, чтобы понять мою слабость.

Я улыбнулась ему:

– Нет, я не преодолела своего страха. Не знаю, проходят ли вообще такие вещи со временем. Я заметила кошку, когда уже выходила из комнаты. Она выскользнула из-за занавески и вспрыгнула на постель возле тетушки, и та принялась ее гладить. Вряд ли она пряталась там с самого начала, иначе я бы ее почувствовала. Ты знаешь, меня всегда от них тошнит. Наверное, в зал ведет еще одна дверь, которой я не заметила. Да, наверное, в таком большом помещении должен быть второй выход, это вполне разумно.