Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила - Мэри Стюарт (2018)

Расстояние до них еще было приличное. Примерно на полпути к ним я увидела зазубренную скалу, окаймленную зелеными верхушками деревьев, которая протянулась почти параллельно глубокому узкому, постепенно расширяющемуся ущелью, с которого начались мои приключения. Именно в начале этого ущелья Ламбис прятал вчера провизию в дуплистом оливковом дереве.

Теперь уклон был вниз, к ущелью, и я наконец передохнула на его краю, там, где тропинка вдруг круто спускалась к воде. В этом месте речка сильно расширялась, и по мелкой воде кто-то положил камни для перехода.

Ниже по течению речка образовывала неглубокую заводь, вода из которой стекала в другую заводь, окруженную густым кустарником. Выше по течению, там, где мне, по-видимому, предстояло идти, глубокое извилистое ущелье густо заросло деревьями, верхушки которых я видела издалека. Тут была самая густая растительность, какая мне встречалась на пути, с тех пор как я оставила в лимонной роще Фрэнсис.

И хотя разум теперь говорил мне, что нет необходимости прятаться, инстинктивно я все же направилась к притененной кустами заводи и, решив, что если уж отдыхать, так лучше там, стала спускаться.

На обоих берегах тропа у воды расширялась, образуя глинистую площадку, истоптанную овцами. Вероятно, еще со времени Миноса здесь прогоняли отары на высокогорные пастбища, и здесь, на водопое, животные скапливались, месили вязкую грязь, разбрызгивали воду. Отара проходила недавно: на другом берегу не успевшая высохнуть глина сохранила свежие следы животных, а кроме того, я увидела не очень отчетливый отпечаток сандалии пастуха. Он поскользнулся на глине, носок и пятка следа были смазаны, но спиральный рисунок веревочной подошвы был отлично виден, как на фотографии.

Веревочная подошва… Я балансировала на последнем камне перехода, когда вдруг осознала значительность этого открытия. Я была так ошеломлена неожиданной мыслью, что, покачавшись на одной ноге, наподобие Эроса на Пикадилли[31], оступилась в воду. Но, встревоженная, я почти не обратила на это внимания, выбралась из речки и, стараясь не повредить этого красивого, прямо хоть для полицейского, следа, остановилась, стряхивая с ног воду и напряженно размышляя.

Возможно, что, как я сперва и подумала, это был след пастуха. Но если это так, значит у него такая же обувь, как у Марка.

Это, конечно, было возможно, но все-таки казалось маловероятным. Большая часть греков, деревенских жителей, носили либо парусиновые шлепанцы на резиновой подошве, либо на резиновой же подошве легкие парусиновые туфли со шнурками, многие мужчины и некоторые женщины ходили в башмаках, потому что летом засушливые поля кишели змеями. Но туфли на веревочной подошве были редкостью, это мне было известно потому, что они мне нравились, и я хотела купить на отпускные дни такую обувь и в Афинах, и в Ираклионе, но безуспешно.

Так что хотя и возможно, что у критского пастуха были эти веревочные подошвы, но гораздо вероятнее, что тут был Марк.

При этой мысли я распрямилась, сосредоточилась, пытаясь внести коррективы в свои планы.

Отпечаток подошвы, несомненно, был утренний. Что бы ни случилось вчера вечером, это значило, что Марк был способен достаточно хорошо передвигаться и направился из деревни не к хижине, а к каику.

Я закусила губу, раздумывая. А не мог ли он уже узнать то, что я собиралась ему сообщить? Не пробрался ли он каким-либо образом на мельницу до того, как София сумела уничтожить следы ее обитателя?

Но тут я себя одернула. Сколько ни рассуждай, ничего не добьешься. Все равно надо пытаться его найти… И похоже на то, что задача упрощалась, потому что были и другие отпечатки…

Второй – гораздо менее отчетливый, чем первый, но достаточно заметный; затем еще один – запыленный и полустертый; и еще один… потом следы обрывались на сухой каменистой почве.