Малуша. Пламя северных вод - Елизавета Дворецкая (2020)

Названные братья имели настолько схожие мысли, что им даже не требовалось обсуждать их вслух. Пять лет назад, когда Святослав сгинул в степях близ Корсуньской страны, сама Эльга предложила возвести на киевский стол Улеба, если за год Святослав так и не вернется или если будут получены верные вести о его гибели. В то время Улеб был их хорошим их товарищем, ближайшим другом самого Святослава. Но едва узнав, что он может встать на место Святослава, гриди его разом невзлюбили, хотя ему самому не могли предъявить никакой вины. Святослав все же вернулся, все стало как прежде. Но доверие Святослава к брату умерло навсегда. Из родича и друга Улеб стал в глазах князя соперником и врагом. Пять лет назад все, казалось бы, разрешилось почти без крови. Улеб уехал и скрылся с глаз. И вот опять… Снова стол шатается под Святославом, а рядом стоит Улеб, уже занося ногу на ступеньку.

– И зачем он сын Ингорев? – в досаде воскликнул Добровой. – Был бы как мы все…

Братья смотрели на него с пониманием. Еще пять лет назад притязания Улеба внушали им гнев и досаду. Он был в их глазах таким же сыном бывшей Ингваровой хоти, как они все, только и отличия, что его мать – сестра Эльги и ближе к ней, чем другие полонянки-наложницы. Так и почему ему такая честь? Ту разницу, что он-то, не в пример им всем, был сыном самого Ингвара, а не новых мужей его бывших жен, никто в расчет не принимал.

– Вот что я вам скажу, дренги! – Игмор стукнул кулаком по доскам причала, на которых сидел. – Пока жив он, не будет нам ни покоя, ни чести.

– Ну а куда ж он денется? – отозвался Агмунд.

– Надо, чтобы делся куда.

– Это как?

– Прикинуть надо. Вон он, в Хольмгарде, – Игмор кивнул через реку, где в поприще с небольшим виднелся холм бывшего стольного города. – Добраться-то до него немудрено…

– Ты не шутишь? – недоверчиво спросил Красен.

– Шучу! – мрачно ответил Игмор. – Сейчас в пляс пущусь. Велеба зови, пускай играет.

Они снова помолчали. Все были согласны, что избавиться от Улеба навсегда было бы очень хорошо: именно он виделся гридям главным препятствием на пути к миру в земле словенской. К миру – это значит к полной покорности ее Святославу, как и надлежит быть. Да и устроить это было им несложно. Но что-то в душе противилось. Они все выросли вместе с Улебом. Понимали, что сам он мало в чем виноват. Трудно было решиться умышлять на человека княжеской крови, Ингварова сына, Святославова брата.

– Нет, – Градимир мотнул головой. – Не пойдет на это Святослав. Его вон за девку запозорили, что свою кровь обидел, а то ведь брат!

– Святослав не пойдет, – кивнул нечесаной головой Игмор. – А мы…

– Что – мы?

– А мы на что у него? Будет его кто в бою секирой рубить – я прикрою. И ты. И ты, Доброшка. Иначе зачем мы на свете живем? Надо будет ему болото перейти, гати не случится – я лягу, пусть по моей спине идет. А кто боится ручки-ножки замарать, – Игмор грозно оглядел притихшую братию, – не брат мне больше, жма!

* * *

В Берову избу, откуда Мальфрид так и не решилась пока выйти, попросив лишь, чтобы к ней принесли обоих мальцов, заглянула Ита.

– Там приехали Богомысл и Сдеслав, – доложила она. – Госпожа спрашивает, что им говорить.

Трое внуков Сванхейд переглянулись. Поистине настали удивительные времена, если мудрая госпожа присылает за советом к ним.

– Послушай! – сделав служанке знак подождать, Бер взял руку Мальфрид. Для этого ему пришлось оторвать ее от теплого бока Богича (так она стала звать своего младшего сына, нареченного Богомилом). – Я понимаю, тебе от всего этого радости мало. Но мы не можем больше молчать. Улеб вон только в двадцать лет стал сыном своего отца, – он кивнул на брата, – и до сих пор не может от той тайны отмыться. Если уж у тебя сын от Святослава, пусть он с детства и будет сыном Святослава! У него ведь тоже старшие братья есть!