– Нет, не так. Это реальность квантового мира, такая же, как знаменитая запутанность, которую Эйнштейн называл «жуткой», при которой изменение одной частицы мгновенно передается другой со скоростью, превышающей скорость света. Одновременно существуют все варианты движения частицы – и точка. На этом построена многомировая интерпретация, которая, в частности, предполагает в некотором смысле существование параллельных вселенных.

– Старик, это что-то уже совсем фантастическое.

– Фантастическим обычно называют всё то, чего не встречают по дороге с работы домой, – спокойно ответил Савва. – А это другое. Вот, смотри.

И он показал на доску, где в ожидании предстоящего боя выстроились фигуры.

– Сейчас здесь присутствуют все партии, которые были или будут сыграны когда-либо. Их количество оценочно определено Клодом Шенноном, называется числом Шеннона и составляет приблизительно 10120. Для понимания: количество атомов в наблюдаемой Вселенной оценивается в 1081. Но я делаю ход, – он переставил белую пешку на Е4, – и вот уже возможных к реализации сценариев дальнейшей игры стало меньше, пусть и ненамного. Каждый раз на доске присутствует фактически бесчисленное множество возможностей для продолжения игры, и они так же объективны, как существующая позиция, пока я не сделаю очередной ход и не изменю этим самым реальность игрового мира, в которой появится новое множество сценариев, одновременно существующих в настоящем и будущем. И всё это – на доске из шестидесяти четырех клеток и с участием тридцати двух фигур. А теперь представь себе числовой объем сферы вероятности, которая вмещает все параллельно существующие сценарии развития мира, где миллиарды человек ежесекундно генерируют обстоятельства, влияющие на взаимосвязь гипотетических и состоявшихся событий. И каждый из этих сценариев образует собственную реальность, которая настолько же объективна, как та, которую мы сейчас проживаем.

– Не вмещаю, старичок, – признался Гуревич. – Это ты гений, а у меня голова маленькая, и сейчас там фазированные антенные решетки, которые при раскрытии в космосе начинают вибрировать, и как погасить эту вибрацию, я пока не понимаю.

– Кстати, хотел с тобой одной идеей поделиться, – сообщил Савва. – Как раз по твоей проблематике. Предположим, возможно сгенерировать помеховый сигнал с абсолютно универсальной когерентностью по отношению ко всем частотам радиоволн и вообще любого электромагнитного излучения. Это решит проблему подавления средств связи и обнаружения?

– Ты про «белый шум» говоришь? Так это и есть широкополосная помеха, я же рассказывал…

– Нет, не то. Представь сигнал, который…ну, пусть будет, подстраивается под любую частоту, идеально совпадая по длине волн, понимаешь? Универсальный, с миллиардами вариантов полной идентичности.

– Ну, звучит как ответ на все вопросы, – осторожно начал Гуревич, – но только я не понимаю пока…

– Вот посмотри. Я тут набросал на скорую руку.

И Савва протянул приятелю несколько исписанных мелким почерком листов. Тот взял и внимательно стал читать.

– Я предположил, – продолжал Савва, – что можно было бы использовать в качестве базовой идеи принцип квантовой неопределенности. Если принять, что субатомные частицы реализуют одновременно все возможные варианты движения, то чисто теоретически мы имеем право предположить, что гипотетическая волна в периоде распространения будет иметь свойство когерентности частотным характеристикам любого электромагнитного излучения. Радиоволнам в том числе, хоть бы они меняли частоту каждую наносекунду.

Гуревич оторвал взгляд от бумаг.

– Дружище, то, что ты тут написал, я понимаю через строчку, если честно, хотя общая идея ясна. Но это что-то совсем глубокая теория, не находишь? То есть я в принципе не представляю связи между колебаниями на квантовом уровне и реальным радиосигналом.

Савва задумался, сделал ход и сказал: