В серой зоне - Адриан Оуэн (2020)

Вопросы, которые мы задавали Скотту в течение следующих нескольких месяцев, были выбраны с учетом двух целей. Частично мы пытались помочь ему, задавая вопросы, ответы на которые помогли бы улучшить качество его жизни. Мы спросили Скотта, нравится ли ему смотреть по телевизору хоккейные матчи. До аварии Скотт, как и многие канадцы, любил хоккей, и потому семья и врачи в больнице, естественно, как можно чаще включали ему трансляции хоккейных турниров по телевидению. Однако прошло уже больше десяти лет. Что, если его вкусы изменились? Возможно, он устал от хоккея? И если наша догадка верна, то мы могли бы подыскать ему другие программы, улучшить его настроение. К счастью, Скотт по-прежнему любил хоккей, как и до аварии.

Я не раз видел, как пациенту после травмы мозга выбирают доступные развлечения, опираясь на его вкусы до несчастного случая. Если, к примеру, вы всегда любили рок-н-ролл, то и в больнице вам включат произведения того же музыкального жанра. Однако порой пациенты-подростки взрослеют, а музыка, которую им включают родственники и врачи, не меняется. Время для них как будто останавливается.

Я слышал историю о пациентке, которая любила песни канадской певицы Селин Дион. Когда она, к счастью, поправилась, то первыми ее словами, обращенными к матери, стали: «Если я еще раз услышу хоть одну из этих песен, всех тут прикончу!» Согласен, слушать Селин Дион день за днем – не самое приятное времяпрепровождение. А теперь представьте, что вы прикованы к постели и вынуждены терпеть ненавистную музыку без малейшей надежды когда-нибудь прекратить эту пытку. Тут и с ума сойти недолго!

Мы задавали Скотту и другие вопросы, пытались выяснить, что́ ему известно, что он помнил, на что обращал внимание. Мы не столько узнавали что-то о самом Скотте, сколько исследовали с его помощью серую зону. Нам необходимо было понять, что происходит с людьми в этом бесконечном заточении. Ведь никто ничего не знал наверняка, и, как выяснилось, многие предположения оказались ошибочными.

Например, читая лекции о пациентах в серой зоне, я часто слышал комментарии вроде: «Ну, я сомневаюсь, что у них есть какое-то представление о времени» или: «Они, вероятно, ничего не помнят о своей аварии». Или даже: «Сомневаюсь, что они знают, в каком затруднительном положении оказались».

Скотт опроверг эти предположения. Когда мы спросили его, какой сейчас год, он правильно ответил: 2012, а вовсе не 1999 – год, когда он попал в аварию. Скотт знал и чувствовал, как идет время. Он знал, что лежит в больнице, и подтвердил свое имя – Скотт. Очевидно, что он отлично представлял, кто он и где находится. Скотт также назвал имя человека, который заботился о нем больше других, что было весьма важно для нас и для нашего понимания серой зоны. Ведь мы часто обсуждали, что именно воспринимают и запоминают пациенты в таком состоянии. До аварии Скотт никак не мог знать имени медсестры, которая ухаживала за ним в больнице. А раз он правильно его назвал, значит, у него сохранилась способность запоминать события и после травмы.

Запоминание фактов является центральным элементом нашего ощущения времени, движения жизни, нашего места в изменчивом мире. Представьте, что вы просыпаетесь каждый день и ничего не помните из того, что случилось с того момента, когда попали в аварию, скажем, десять лет назад. Как вы будете себя чувствовать? Медсестра, что ухаживает за вами, каждое утро будет казаться незнакомкой. Ваши друзья и родные, которые запечатлелись в вашей памяти так, как выглядели десять лет назад, вдруг состарятся. И ваш дом, если предположить, что вы живете в том же доме, что и до аварии, покажется вам полностью отремонтированным за одну ночь. Вы заметите все изменения: и новую мебель, и новые шторы, и будете уверены, что эти изменения произошли всего за несколько часов, пока вы спали.