Мертвая хватка - Дженнифер Роу (2018)

Забота давалась Бервин нелегко, она не умела ухаживать за другими. Да и за собой тоже. Интересно почему? Сочувствовать и сопереживать могла в полной мере. Боль и отчаяние Макса доставляли ей почти физические страдания, однако действия давались с трудом. Мелкие знаки внимания, вполне естественные, например, для Уэнди, казались Бервин чуждыми. Очевидно, причина в долгом одиночестве. Но она всегда была такой – даже в детстве, в тихом и мрачном родительском доме. Недостает любви к людям? В школе у нее не было настоящих друзей. Да и позднее, в художественном училище, тоже. До Макса был один любовник, но и его нельзя назвать другом. Теперь Бервин понимала, что не только не любила того мужчину, но даже не испытывала к нему глубокой симпатии. Просто проводила с ним время, пока ему не надоело. А Макс оказался совсем другим. Сверкнул, как молния в ясном небе. Так же неожиданно, волнующе и опасно.

Слабый старик снова закрыл глаза. Ее присутствие дарило ему покой. Почему он так просил остаться? Лучше было бы уйти. Макс… Бервин посмотрела на глубокую морщину между бровями, прислушалась к поверхностному неровному дыханию. Здоровая, незабинтованная рука вздрогнула на одеяле. Что происходило сейчас в его сознании? Бервин не знала. Сидела, слушая шум волн. В доме наступила полная тишина – ни звука. Интересно, кто приходил?

Полицейский участок квартала Парадиз располагался на небольшом пустыре за бульваром и представлял собой новое строение из красного кирпича, похожее на аккуратный общественный туалет. Дуглас думал об этом всякий раз, проезжая мимо, а сейчас выяснил, что на входной двери сходство не заканчивается: заведение даже пахло так же, как пахнет место гигиены, обработанное крепким дезинфицирующим средством. Интерьер, начиная с практичной светло-зеленой краски на стенах и заканчивая резким белым светом и брутальным темно-серым виниловым покрытием на полу, оскорблял зрение и притуплял чувства. Стоявшая возле стола маленькая чахлая пальма в белом пластиковом горшке не могла, да и не пыталась, улучшить унылую картину. Дуглас с отвращением вспомнил школьный интернат, где провел десять лет. Нет, разумеется, не парадные комнаты и не кабинет директора, где принимали родителей: там царили старинные мягкие ковры, исторические портреты и благородная мебель из кедра, – а в дальней, закрытой от посторонних глаз части здания. Здесь ученики влачили спартанское, жестко регламентированное существование, молча сносили тиранию старших, терпели унижения и страдания. Считалось, что так воспитываются настоящие мужчины.

Офицер за столом разговаривал по телефону и лишь слегка приподнял голову, когда Милсон уверенно прошагал мимо, а следом за ним – Барасси и Дуглас. Дуглас засунул в карман потную руку и попытался принять беззаботный вид. Мысли путались. «Ничего страшного не происходит, – убеждал он себя. – Держись уверенно. Это лишь заведенный порядок. Я сын Макса, поэтому естественно, что за разъяснениями они обратились именно ко мне».

Милсон свернул за угол, в лабиринт тесных кабинетов. В стеклянном пространстве справа Дуглас увидел Дэна Тоби. Детектив беседовал с солидным человеком в клетчатой рубашке, который показался ему знакомым. Оба подняли головы. Дуглас улыбнулся и в знак приветствия помахал рукой.

– Сюда, сэр! – Милсон распахнул дверь и жестом пригласил его войти в крохотную комнату.

Дуглас сразу ощутил приступ клаустрофобии. Он послушно опустился на указанный Милсоном стул возле миниатюрного стола и стал ждать развития событий. События явились в облике самого Тоби с папкой в руках. Детектив кивнул Дугласу, протиснулся мимо Милсона и уселся за стол. Дернул плечами, словно пиджак вдруг показался слишком тесным, отодвинул стул, насколько позволили размеры каморки, и осмотрелся.

– Уютно, правда?

Дуглас промолчал. Интересно, что в папке? Очень хотелось встать, оттолкнуть Милсона, который закрыл дверь, преградив выход собственной спиной, и вырваться из этой норы. Глупо, конечно.