Мертвая хватка - Дженнифер Роу (2018)

Вокруг царила тишина. Иза ушла к своим кошкам, Верити Джейн где-то гуляла, Дуглас сидел у папиной постели, а Бервин, как всегда, пряталась в студии и занималась неизвестно чем. Лучше бы Бервин домой уехала. Да, честно говоря, и Верити тоже. Тогда можно было бы остаться втроем, с папой и Дугласом. Особенно теперь, когда мужчины наконец нашли общий язык. Ссора была поистине ужасной. Хотя, наверное, принесла пользу. Разрядила обстановку. Конечно, папа просто очень рассердился. Не может быть, чтобы он действительно не считал Дугласа своим сыном. Нелепо. Это означало бы… Мысли услужливо потекли в более безопасном направлении. Уэнди еще раз протерла козырек. Ну вот, теперь намного лучше. Она взглянула на свое искаженное отражение в блестящей металлической поверхности. Усталая женщина средних лет. С избыточным весом. Было бы неплохо сесть на диету. Заняться гимнастикой. Посторонние вполне могли принять ее за мать Дугласа, несмотря на то что разница в возрасте между ними составляла восемнадцать лет.

Уэнди расстроилась, хотя такая мысль и раньше приходила ей в голову и даже доставляла удовольствие. Она всегда выглядела старше своих лет – даже подростком. В девятнадцать лет любила возить Дугласа в коляске по бульвару Парадиз, видеть улыбки прохожих и слышать комплименты малышу и молодой маме. В двадцать пять, на пляже, все вокруг поздравляли ее с замечательным красивым сыном. И Уэнди никогда никого не поправляла. В эти минуты сердце наполнялось искренней радостью – будто Дуглас действительно был ее собственным ребенком. Откровенно говоря, она действительно воспитала его, потому что Ингрид уделяла мальчику совсем мало внимания. Так казалось Уэнди.

Пока Дуглас не подрос, она постоянно гуляла с ним, играла и даже пела на ночь колыбельные. Конечно, в доме всегда присутствовали няни, однако они так часто менялись, что ни к одной Дуглас не успел привязаться по-настоящему. Ни одна не задержалась дольше чем на несколько месяцев. Ингрид нанимала очередную помощницу, день-другой хвалила, а потом начинала жаловаться и вскоре увольняла. Никак не могла понять, что даже самая опытная и преданная няня не в состоянии запретить младенцу капризничать и плакать. Все дети плачут. Да и постоянно содержать ребенка в безупречной чистоте тоже невозможно. Дуглас всюду лез, а во время редких визитов матери в детскую – как правило, чтобы сфотографироваться, – пускал слюни и кое-что другое, не столь безобидное. У малышей режутся зубы, да и подгузники не всегда спасают. Так и получилось, что одна лишь Уэнди дарила мальчику любовь и заботу.

Днем, едва вернувшись из колледжа, где училась на секретаря, и поцеловав папу, она отправлялась в детскую. Дуглас сразу узнавал ее, радовался: улыбался беззубым ртом, что-то лопотал и хлопал в ладоши. А когда немного подрос, любил подолгу сидеть в прикрепленных к дереву полотняных качелях, едва касаясь ногами земли, пока она читала ему.

Уже в год Дуглас топал рядом с Уэнди, надежно уцепившись за палец пухлой ручонкой. Даже сейчас она помнила это теплое прикосновение. Тогда он называл ее «Уэн».

Когда Ингрид увезла двухлетнего сына, Уэнди едва не умерла. Страдала несколько месяцев. Однако папа, казалось, не замечал ее переживаний. А сегодня, беспокойно ворочаясь в постели, вдруг упомянул об этом. В то время ничем не выдал своих чувств, по-прежнему шутил и веселился, ни слова не сказав о внезапном уходе жены. Лишь однажды, когда они сидели за столом на террасе за приготовленным экономкой обедом, признался, что рад остаться в доме вдвоем с Уэнди. Видимо, полагал, что взрослая дочь уже знала все, что хотела знать. Однако со временем пришлось выслушать его аргументы, причем не раз.