Алан Брэдли - Алан Брэдли (2011)

Мне казалось, что репетиция хора длится вечность, вероятно, потому, что нет никакого удовольствия в том, чтобы просто издавать звуки — на самом деле это удивительно тяжкий труд.

Но наконец она закончилась. Фели собирала ноты и весело переговаривалась с Синтией Ричардсон, женой викария, чей клуб поклонниц не включал меня. Я воспользуюсь возможностью, чтобы незаметно выскользнуть и поймать Колина во дворе, задать ему парочку любопытных вопросов, пришедших мне на ум.

— Флавия…

Вот дерьмо!

Фели прервала свою беседу и надвигалась на меня. Слишком поздно притворяться, что я ее не услышала.

Она схватила меня за локоть и яростно сдавила.

— Не смей удирать, — сказала она шепотом, второй рукой радостно махая на прощание Синтии. — Отец придет через несколько минут, и он специально просил, чтобы ты его дождалась.

— Отец будет здесь? Зачем?

— О, прекрати, Флавия, ты прекрасно это знаешь, так же как и я. Сегодня вечер кино, и отец был совершенно прав, когда сказал, что ты попытаешься уклониться.

Она была права оба раза. Хотя у меня вылетело это из головы, отец несколько недель назад внезапно заявил, что мы недостаточно выходим в люди семьей — ситуация, которую он намеревается исправить, принимая участие в предложенных викарием киновечерах в приходском зале.

Так и есть, вот и отец с Даффи у дверей церкви, пожимает руку викарию. Слишком поздно бежать.

— А, Флавия, — сказал викарий, — спасибо, что ты добавила свой голос к нашему маленькому хору ангелов, так сказать. Я только что говорил вашему отцу, как рад был видеть Офелию за органом. Она так хорошо играет, ты согласна? Какое удовольствие видеть, как энергично она управляет хором. «И дитя поведет их», как говорит нам пророк Исайя… Не то чтобы Офелия была маленьким ребенком, боже упаси, нет! Вовсе нет. Но пойдемте, «Бижу синема» ждет!

Когда мы шли по церковному кладбищу к приходскому залу, я заметила Колина, он двигался от одного надгробия к другому, явно погруженный в какую-то сложную игру собственного изобретения.

— Я беспокоюсь об этом мальчике, — я услышала, как викарий признается отцу. — У него нет родителей, и теперь, когда Бруки Хейрвуда больше нет, некому, так сказать, присматривать за ним… Но я разболтался… А, вот мы и пришли. Давайте войдем?

В приходском зале было уже чересчур тепло. В подготовке к кинопоказу черный занавес опустили, чтобы преградить путь вечернему свету, и пространство уже наполнилось духотой, какую производит слишком много перегретых тел в ограниченном пространстве.

Я довольно четко различила многие запахи Бишоп-Лейси, среди них разные духи и лосьоны для бритья; тальк (викарий); аромат бергамота (обе мисс Паддок); раздражающий запах алкоголя (наш сосед Максимилиан Брок); вареные кабачки (миссис Делани); пиво «Гиннес» (мистер Данби) и голландский трубочный табак (Джордж Кэрью, деревенский плотник).

Поскольку мисс Маунтджой с ее надоедливым запахом рыбьего жира нигде не было видно, я медленно бродила по залу, ненавязчиво принюхиваясь в поисках малейшего душка рыбы.

«О, здравствуйте, мистер Спирлинг. Рада вас видеть. (Вдох.) Как поживает миссис Спирлинг со своим вязанием? Бог мой, это ведь такой труд, не так ли? Не знаю, где она время находит».

В центре помещения мистер Митчелл, владелец фотомагазина на главной улице, сражался с извивающимися змеями из черной кинопленки, пытаясь запихать их в утробу проектора.

Я не могла не припомнить, что последний раз, когда была в приходском зале, — это было кукольное представление Руперта Порсона, на этой самой сцене, спектакль «Джек и бобовое зернышко». Бедный Руперт, подумала я, вздрогнув.

Но времени на смакование не было, надо держать нос по ветру, так сказать.

Я присоединилась к отцу и Фели в тот самый момент, когда погасли огни рампы.