Ничего не говори - Брэд Паркс (2019)

Я сжал кулаки. Джейкобсу удалось сделать намек на то, что я беру взятки, ограничившись общими замечаниями и избежав прямых обвинений. А Рэйшон Скаврон, маргинал и ничтожество, его стараниями превратился во второе пришествие Пабло Эскобара.

Под конец своей обвинительной речи Джейкобс представил собравшимся Томаса Берда. Отец жертвы повторил, в несколько сглаженной форме, свое выступление в зале суда, в котором – на мой взгляд – с еще меньшей охотой признавал вину сына, зато делал акцент на оскорблении, нанесенном ему моим приговором. Но если он от этого и вызывал меньше сочувствия, то лишь отчасти. Его мука оставалась искренней.

Где-то на середине пресс-конференции, видимо узнав о происходящем, мне позвонила Элисон. Я выключил на телефоне звук и перенаправил ее звонок на голосовую почту.

Берд не смог завершить свою речь из-за подступивших слез, но успел все-таки произнести около пяти удачных, эмоционально заряженных фраз, которые сегодня весь день будут воспроизводить разные новостные каналы. Джейкобс очень вовремя протянул ему платок – еще одна мастерски разыгранная мизансцена, которую тут же заглотили операторы, – и дружески похлопал по спине.

Вновь заняв место на трибуне, Джейкобс приступил к пышному финалу.

– В офисе Федеральной прокуратуры меня заверили, что сделают все возможное в рамках закона, чтобы отменить это вопиющее решение и засадить наркодилера обратно за решетку, где ему и место, – сказал он, – но мы не можем допустить, чтобы судья, вынесший вердикт, оставался на своем посту. Я попытался обратиться с жалобой в официальные инстанции, однако главный судья округа ответил, что данный приговор судья Сэмпсон выносил (цитирую): «руководствуясь соображениями совести», и что давать делу дальнейший ход он не намерен.

В этом месте Джейкобс поднял бровь – херня какая-то, да? – и какую бы благодарность я ни испытывал по отношению к Джебу Байерсу за то, что он встал на мою защиту, ее в одночасье смыла волна ненависти к конгрессмену.

– Теперь у меня нет другого выбора, кроме как публично потребовать отставки судьи Сэмпсона. Если он без промедлений не уйдет добровольно со своего поста, я обращусь к своему другу и коллеге Нилу Кизи, главе Комитета Конгресса по юридическим вопросам, с требованием возбудить процедуру принудительного отстранения его от должности.

После этого заявления он сделал небольшую паузу и закончил:

– Теперь мы с мистером Бердом готовы ответить на все ваши вопросы.

Я выключил телевизор, отказываясь дальше терпеть шоу Майкла Джейкобса. В определенном смысле ничего из того, что он сказал – или мог предпринять против меня в ближайшее время, – меня не обеспокоило. Только чтобы начать расследование, которое могло бы привести к импичменту, может уйти несколько месяцев.

Более насущная проблема заключалась в том, что теперь орды репортеров начнут совать нос в мои дела, пытаясь выяснить, почему судья Скотт Сэмпсон принял такое странное решение. Да, докопавшись до правды, они могли бы сохранить мне работу.

Но вынесли бы смертный приговор моей дочери.

Первый звонок с просьбой дать комментарий поступил в приемную к миссис Смит двадцать минут спустя. Я сказал, что ничего говорить не буду. Вскоре звонки и письма хлынули бурным потоком.

Пресс-конференция, видимо, закончилась. В окно было видно, что несколько бригад телевизионщиков переместились ближе к парковке для судей. Я прекрасно знал, что им хочется снять: выражение ужаса и сознание своей вины на моем лице, когда я буду выходить под градом провокационных вопросов, как будто их и в самом деле интересовало мое мнение об этой истории.

Доставлять им такую радость у меня желания не было. Я мог дожидаться, пока они разъедутся, прячась в здании суда целый день и еще полночи, если потребуется.