Безнадежно одинокий король - Генрих VIII и шесть его жен - Джордж Маргарет (2012)

— Христианские монархи ответственны за поддержание истинной веры и соблюдение заповедей в подвластных им королевствах.

— А мой господин, Его Святейшество Павел Третий мог бы снять с вас столь обременительную ответственность, — заявил нунций, приподняв брови.

Он более прямолинеен, чем я.

— Сие есть благословенное призвание святого отца, — продолжил он. — Наш Владыка Небесный предвидел, что на долю христианских правителей выпадет множество мирских забот, и посему, в Своем сиятельном милосердии, Он предназначил благословенного наместника для…

— Посредничества, — закончил я за него. — Мои духовные обязанности не мешают мне управлять государством.

— Но нельзя полноценно поддерживать порядок в обоих ведомствах, — вежливо возразил он. — Человек не в силах угодить двум господам. Вы, ваше величество, стремитесь служить одновременно и Богу, и мамоне. И ваши попытки обречены на провал.

— Я не понимаю смысла этого слова.

— Но вы притязаете на двойное главенство… А я говорю вам: сие невозможно. Так утверждал Господь. Я ссылаюсь на Священное Писание, а не на его толкования.

— Тогда ваш господин, Папа, является главным примером заблуждения. Поскольку он так и сяк усаживался на два стула — и ничего хорошего из этого не вышло. Духовное наставничество привело к такому упадку нравов, что его отвергли даже простые верующие. Мирское руководство завело нас в такие дебри, что половина европейских стран восстала против него. Пусть Его Святейшество заботится об исполнении заповедей якобы почитаемого им Владыки!

— Якобы почитаемого?

— Он ведь утверждает, что является наместником Христа. Однако видим ли мы в нем истинного наследника Спасителя?

— Никому из смертных не дано читать в человеческих душах, ваше величество.

Мне хотелось остроумно возразить ему. Но он сказал правду. Я не мог постичь душу Павла, и наоборот.

— Да, это подвластно только Богу, — помедлив, признал я. — И нам должно смириться с этим.

— Да.

Он поклонился, осенив себя крестным знамением.

Когда нунций выпрямился, мы вновь взглянули друг на друга с молчаливым вниманием, как в первый момент аудиенции.

— Отлучение от церкви по-прежнему в силе? — наконец поинтересовался я.

Кто-то же должен был поднять этот вопрос.

— Павел не может отменить его! — Этот заморыш обладал поразительным бархатным басом. — Слишком много грехов. Уничтожение монастырей, притеснение принцессы Марии, казнь кардинала Фишера, сожжение картезианцев.

Я погладил резные выступы тронных подлокотников. Верно, слишком многое пришлось бы забыть. А я не хотел ничего забывать. Никто из людей не способен на такое.

— Я понимаю.

— Сие может решить Вселенский собор.

— Запоздавший на девять лет. В тысяча пятьсот тридцать третьем году я просил Папу о таком одолжении. Но меня не услышали.

— Вскоре должны собраться кардиналы. В Мантуе, за пределами Империи. Идея созвать собор ниспослана свыше, и Его Святейшество, разумеется, признает вашу дальновидность. Сейчас накопилось столько сложных дел, требующих взвешенных решений…

— Да, надо подумать, как остановить протестантизм в Европе! Но похоже, уже слишком поздно.

— У вас будет право голоса, — заметил он решительным, но лишенным выразительности тоном. — Вы восставали лишь против титула, а не против догматов. Примирение между вами и Его Святейшеством оценивается им как особо важное дело. Он нуждается в союзниках.

— У него есть Франциск и Карл, — небрежно сказал я, не допуская в своем тоне и доли пафоса.

А ведь это заманчивая возможность. Как соблазнительно звучало предложение папского легата! Признание Рима, одобрение моих с трудом завоеванных титулов…

— Непостоянные и сомневающиеся глупцы, — презрительно выдавил он. — У них нет ваших твердости и решительности, дабы противостоять искушениям. Нет, это герои на один день…