Безнадежно одинокий король - Генрих VIII и шесть его жен - Джордж Маргарет (2012)

Придел моего отца отделялся от общего нефа лестничным маршем. Поднявшись по нему, вы как бы занимали более высокое положение в общественной иерархии. Передо мной предстало величественное каменное сооружение, описанное как «шедевр красоты христианского мира». Покрытая морозным налетом часовня напоминала в тот день корабельную рощу, подвергшуюся обстрелу ледяного града: изящно вытесанные стволы колонн и их раскинутые ветви-капители ощетинились иголками мерцающего и ломкого белого инея.

Генрих VII покоился за резной оградой, выкованной из железа и бронзы, напоминавшей миниатюрный собор. Дверца была заперта, но я захватил ключ. Отворив ее, я вступил в потаенный бронзово-золотой сад. И, оказавшись там, вдруг почувствовал, что попал в другой мир — приятное и надежное безвременье.

Огромный, вырезанный из черного мрамора саркофаг охраняли по углам золотые ангелы. На крышке лежало позолоченное изваяние короля с набожно сложенными руками, ноги опирались на фигурку льва. Рядом с ним захоронили и мою мать, ее также увековечили в молитвенной позе.

Останки моего отца находились внутри гроба. Но трудно было обращаться не к статуе, которой скульптор придал такое сходство с оригиналом, а к бренному праху, гниющему под гробовой крышкой. Неудивительно, что столь тяжело было искоренить поклонение идолам и истуканам.

Я обошел вокруг родительской усыпальницы. Внезапно мне пришло в голову: а ведь отец видит меня, чудовищно жирного, еле ковыляющего на больных ногах. В какую бесформенную развалину превратился его атлетически сложенный, высокомерный сын!

— Но теперь я король, отец, — озвучил я свои мысли. — И вероятно, я поступаю ныне согласно вашим желаниям.

Мне хотелось преклонить колени, но у подножия мраморного саркофага не было ступеньки, а каменный пол на вид казался холоднее векового льда. Поэтому я продолжал понуро стоять.

— Я уже никому не верю. Настал день казни бывших друзей. Они изменили своему королю. Больше никого не осталось. А ведь с Невиллом и Карью я развлекался после того, как навещал тебя во время болезни. И именно о них я думал, когда спорил с тобой.

С каждым словом из моего рта вылетало облачко пара.

— Мне совсем не так одиноко, как я боялся, — немного помолчав, признался я. — И одиночество служит оправданием всякого рода излишеств. Ты всегда понимал это! Почему же не объяснил мне? Если бы я понял тебя, то скорее смирился бы с неизбежностью.

Я взглянул на позолоченное лицо, такое безмятежное в своем неземном покое. Скульптор достиг своей цели. Надгробное изваяние давило своей триумфальной монументальностью.

— Сегодня умер последний из ваших врагов, — заверил я статую. — Белая роза удалена с корнем.

Тюдоры восторжествовали. Не осталось больше ни одного претендента на престол. И у меня есть законный наследник.

Мне досаждали телесные страдания. От долгого стояния ноги, как обычно, начали болеть. Необходимо дать им отдых. Отец поймет меня. Теперь у нас с ним сходные мысли.

VXIII

Страну охватило безумное мародерство, народ жаждал разрушений, и все под видом религиозного рвения. Поначалу люди дрожали от страха, когда при них жгли изъятые из местных святилищ реликвии. Потом такие костры уже вызывали восторженное ликование. Есть странная сокровенная радость в разгромах, насилии, убийствах… И вскоре в захвате и осквернении реликвий простолюдины превзошли королевских уполномоченных.

Горожане кентского Мейдстона захватили древнее распятие аббатства Боксли и осквернили его на рыночной площади; а в Кирксталлской обители сожгли пояс святого Бернара, будто бы помогавший роженицам, и разорвали апостольник святого Этельреда, суливший исцеление больного горла.