Милое дитя - Роми Хаусманн (2021)

В действительности мне хочется забрать Ханну одному. От одной лишь мысли, что я привезу ее домой, меня переполняет радость. Лена в детстве любила поездки на машине. И во время долгих пробегов частенько вынуждала меня делать остановки. Как-то раз мы проезжали луг, целое поле подсолнухов, и Лена вцепилась своими ручонками в подлокотник и трясла его, пока я не сдался. Тогда мы остановились у обочины, чтобы нарвать подсолнухов и посмотреть на облака. Иногда мы останавливались у придорожных мотелей, просто потому, что ей хотелось мороженого. Думаю, она рассказывала Ханне об этих поездках, причем во всех подробностях. Лена обо всем ей рассказывала. К примеру, Ханна знает, как выглядит наш сад, словно сама бывала там сотни раз. Участок располагается за пределами жилой зоны в Мюнхен-Гермеринг, где мы живем. Это сказочное место, прямо на границе лесного массива. Я унаследовал его от матери, бабушки Лены, которую звали Ханна. Раньше мы часто проводили там выходные. Лена любила гортензии. Я хочу свозить туда Ханну, когда она обживется у нас, желательно поскорее, пока гортензии не отцвели.

И вот я сижу в нашем стареньком «Вольво», на заднем сиденье пока никого, до Регенсбурга еще двенадцать километров. Во внутреннем кармане вибрирует телефон. Я игнорирую звонок, и вовсе не потому, что говорить по телефону во время движения запрещено. В голове у меня проскальзывает мысль, что на другом конце линии окажется фрау Хамштедт и сообщит о том, что, мол, она передумала. И мне не позволят забрать Ханну. Или Карин. Карин могла бы сказать то же самое, но по другим причинам. Я выкручиваю радио погромче. Прогноз погоды пророчит чудесный день, и я никому не позволю его испортить.

Когда я сворачиваю на парковку для посетителей, часы показывают половину двенадцатого. Я приехал слишком рано, мы договаривались на двенадцать. Глушу мотор и достаю телефон. Четыре пропущенных, и все от Карин. Кроме того, она отправила сообщение, но я благоразумно его не открываю. Обратной дороги нет. Это совершенно нормально, Ханна должна быть у нас. Убираю телефон в карман и выхожу из машины.

Окружная клиника размещается в нескольких строениях, образующих кампус. Как маленькая деревня. Каждый день я прохожу мимо таблички, указывающей путь к «Отделению детской и подростковой психиатрии, психосоматики и психотерапии». Жуткое слово «психиатрия». Для Ханны это «детская больница», для меня – «центр реабилитации».

Я вхожу в здание. Этот корпус напоминает мне многоэтажную версию старой школы, где училась Лена. Много стекла, ярко выкрашенные стальные фермы. Женщина в регистратуре уже знает меня и машет рукой.

– Добрый день, герр Бек!

– Здравствуйте, фрау Зоммер. Рановато я…

– Ничего страшного, поднимайтесь. Вас там уже ждут.

* * *

Поднимаюсь на третий этаж и направляюсь к кабинету фрау Хамштедт. И еще издали узнаю Франка Гизнера, хоть он и стоит ко мне спиной. Такое впечатление, будто у него нет другой одежды, кроме этого серого костюма, слишком свободного в плечах, отчего спина кажется шире, чем есть. Рядом с ним еще двое полицейских в форме и фрау Хамштедт. Все четверо переговариваются вполголоса, пока фрау Хамштедт не замечает меня, резко замолкает, и в следующий миг остальные поворачивают головы.

– А, герр Бек! Хорошо, что вы приехали, – говорит Гизнер.

Я замедляю шаг. Вдруг приходит в голову, что фрау Хамштедт по каким-то причинам заручилась поддержкой полиции, чтобы не отдавать мне Ханну. Но я расправляю плечи и вздергиваю подбородок. Ханна моя внучка, а я ее abuelo, и заберу ее домой.

– Фрау доктор Хамштедт, герр Гизнер, – произношу я сдержанно и киваю двум полицейским.

– Герр Бек, – фрау Хамштедт улыбается, – хорошо, что вы приехали.

– Что-то с Ханной? Где она?

– Не волнуйтесь, герр Бек. Ханна ждет в кабинете.

– Какие-то проблемы?

Гизнер кладет руку мне на плечо и вздыхает.