О дружбе - Лидия Денворт (2022)

Была на той станции одна самка бабуина по кличке Кэтрин, рассказывает Альбертс, и эта Кэтрин дожила до весьма преклонного возраста – двадцати шести лет. У Кэтрин не было детенышей, и поэтому к шестнадцатилетнему возрасту она осталась без кровных сородичей. «Она вступила в дружеские отношения с другими одинокими самками, – продолжает Альбертс. – И они, несомненно, стали подругами. Они вместе проводили время, ухаживали друг за другом. Они всегда были рядом, потому что взаимное социально значимое обслуживание и удовлетворение социальных потребностей потенциально улучшает жизнь обеих сторон. Именно в этом и состоит смысл дружбы».

Альбертс напоминает мне о двух самках, которых мы наблюдали ранее. «Ты видела Айви и Эсид, – говорит она, – они не родственницы. Но они очень спокойно чувствуют себя рядом друг с другом. Они знакомы целую вечность. У них предсказуемые отношения, комфортные для обеих. Да, иногда между ними проскальзывает напряжение…»

Она делает паузу и смотрит мне в глаза, ища согласия.

– Если это не дружба, то что это?

Глава 6. Круги дружбы

На первом курсе колледжа я подружилась с Сарой, девушкой, с которой мы делили комнату в общежитии. На Рождество я решила подарить ей плюшевого медвежонка (я называла Сару – не помню уже почему – Медвежонком). В магазин за подарками я отправилась вместе с отцом и по дороге посвятила его в мой план. Папа тут же повел меня в отдел игрушек, и мы вместе перетискали всех медвежат, пока не выбрали самого мягкого и очаровательного. Вкус, проявленный отцом в выборе подарка, не вязался в моем представлении с его характером – он был добрым и любящим, но не сентиментальным, и я не могла себе представить его обнимающим плюшевых мишек. Но меня приятно поразило участие папы в выборе осмысленного подарка. Саре мишка понравился, как и то, что папа принимал участие в его выборе. Медвежонок жил с нами до самого окончания колледжа, кочуя из общежития в общежитие.

Пятнадцать лет спустя, когда мне было тридцать два года, родители решили прокатиться на велосипедах в Новую Шотландию, в Канаду. Во время этой поездки, когда отец привычно крутил педали на пустынной дороге, у него случился сердечный приступ, и он умер. Потрясение от потери было еще страшнее от ее полной неожиданности. Папе было шестьдесят семь лет. Никакими болезнями он до этого не страдал. Когда я видела его в последний раз, а это было за месяц до трагедии, на дне рождения моего сына Джейка, отец был бодр и полон сил.

Горе мое было огромным, оно выбило меня из колеи, путало мысли – я словно жила в параллельном мире. Передо мной разверзлась дыра, но спешащие по своим делам люди ее не замечали. Они не видели этой пустоты и продолжали как ни в чем не бывало жить дальше.

Панихиду отслужили в моем родном городе, в Филадельфии, где отец был уважаемым адвокатом и видным гражданским активистом. На похоронах было очень много народу. Родственники, друзья, коллеги, депутаты муниципалитета и даже мэр пришли проводить папу в последний путь. Но для меня самым важным стало то, что на похороны приехало множество моих друзей. Из Лондона приехала моя старая подруга Арианна, с которой мы были знакомы с пеленок. Те, кто не смог приехать, позвонили или написали соболезнования. Они видели пустоту. Они стояли рядом со мной на краю этой огромной, бездонной пропасти, преодолеть которую, как мне казалось, я не смогу никогда.

Приехала на похороны и Сара. Она привезла с собой того плюшевого мишку.

– Думаю, что теперь он должен быть у тебя, – сказала она.