Бекки с серьезным видом кивнула, а Мейси побежала к чердаку. Поднимаясь по узким крутым ступенькам, она окликнула мать по имени и, поднявшись до конца, обнаружила источник звука. Угловой витринный шкаф с деревянными полками и стеклянными дверцами лежал на боку, осколки стекла блестели, словно бриллианты, в мутных лучах вечернего солнца. До того как упасть, шкаф стоял перед бабушкиным кедровым сундуком, загораживая к нему доступ.

Берди сидела на корточках перед сундуком, его тяжелая крышка была откинута, открывая взору пустое пространство. Плечи матери вздрагивали, но она не издавала ни звука.

– Берди, что с тобой? – Мейси побежала к ней, присела рядом и провела рукой по хрупкой спине, проверяя белую ночную рубашку – нет ли на ней пятен крови. – Берди! – повторила она, добиваясь, чтобы мать взглянула на нее.

Та медленно подняла голову и посмотрела на нее таким ясными глазами, как будто занавес, который загораживал ее разум многие годы, внезапно откинули. Мгновение казалось, что она собирается заговорить. Но потом Берди подняла руку и уронила что-то Мейси на колени. Это была фарфоровая крышка, которую Мейси забрала, чтобы сделать фотографии для Джорджии, а потом оставила на ночном столике в своей комнате.

Берди опустила голову и начала напевать французские имена пчелок – Мари, Люсиль, Лизетт, Жан – таким тоненьким детским голоском, что у Мейси зашевелились волосы на голове.

Глава 37

«В кельтской мифологии пчела считается посланцем между нашим миром и миром иным. В Древнем Египте пчелы символизировали королевскую власть – вероятно, по той же причине».

Из «Дневника пчеловода» Неда Бладворта

Джорджия

У ворот, выходящих на Сент-Чарльз-авеню, я готовилась бежать второй круг по дорожке вокруг Одубон Парк. Ураган «Катрина» повалил несколько гигантских дубов, но оставшиеся деревья все же предлагали неплохое укрытие от жаркого новоорлеанского солнца.

Уехав из Апалачиколы сразу после «Катрины», я поселилась в Крещент-сити, где жили друзья тети Марлен. После рождения Бекки тетя пыталась уговорить меня перебраться в другой город – на запад, к примеру, в Техас, или в любое другое место, поближе к океану и подальше от моих воспоминаний. Но я решила остаться здесь, в Новом Орлеане, главным образом потому, что чувствовала с ним родство. Нас обоих побила жизнь, и наше унизительное поражение оказалось у всех на виду. Мне нравилось думать, что мы с городом пытаемся помочь друг другу восстановить силы и вернуть себе самоуважение.

В восемь утра удушающая влажность была уже в самом разгаре, однако меня она не пугала. Я невольно усмехнулась, вспомнив, как сказала Джеймсу, что жители Мексиканского залива не замечают жары и влажности, потому что рождаются с жабрами.

Я побежала дальше, надеясь, что усталость и звук дыхания выбьют из головы все мысли. Волосы, стянутые в длинный хвост, вымокли от пота и хлопали по спине. Впрочем, я уже знала по опыту: с какой бы скоростью ты ни бежал, воспоминания всегда тебя догонят.

Молодая мать катила мне навстречу двойную коляску; лицо женщины блестело от пота. Две студентки в коротких шортиках легко обогнали меня, заставив почувствовать древней старухой. Чтобы отвлечься, я принялась разглядывать на бегу большого белого лебедя на озере, и вдруг мне показалось, что кто-то произнес мое имя. На пробежке я никогда не надеваю наушники, поэтому, услышав свое имя вновь, я запнулась и замедлила шаг.

Развернулась и пошла быстрым шагом в обратную сторону, оглядывая дорожку и ближайшие скамейки в поисках знакомого лица.

Он стоял возле одной из скамеек. Лицо непроницаемо, синие глаза внимательно за мной наблюдают.

– Здравствуйте, Джорджия.

Мне не сразу удалось ответить. С минуту я пыталась отдышаться, втягивая воздух в скованную шоком грудную клетку. По счастью, эти усилия отвлекли меня от мыслей, какой кошмарный у меня, должно быть, сейчас вид.