Война - Наталья Мар

24. Глава, в которой Самина больше не любит грызунов, добыча сошла с ума, Эйден лижет землю… а из нормальных – только кошки

Началась зона магнитных волнений, и лететь стало опасно. Эйден и Бен оставили карфлайты среди жухлого кустарника и брели по звериной тропке, что виляла по пустырю. Далеко впереди шумели густые кроны – зрелище, неординарное для Браны. Всем было и любопытно, и слегка не по себе. Всем, кроме андроида – он еще не привык бояться леса. Робот понимал, что рано или поздно легкомыслие может выйти ему боком. Пленительное умиротворение зеленого моря здесь было обманчивым. Натасканный передрягами, Эйден осторожничал, но его здоровые опасения не шли ни в какое сравнение с животным, паническим страхом коренных бранианцев, коим случалось обжечься о замшелую тропку.

Страх этот доходил до абсурда, когда даже изображение растений вызывало подспудную тревогу. Если нечистоплотному торговцу хотелось пригрозить конкуренту, на стене его дома появлялась черная фиалка. Или кленовый лист, намалеванный кровью. Склянки с ядом здесь помечали символом дерева. Недружелюбная природа давала почву и предрассудкам. Так, представители расы алливеев не имели ничего общего с агрессивной флорой Браны, но вошли в Альянс последними, ибо лететь к ним на переговоры считалось дурным знаком. В целом – там, где гости планеты шли с пятки, аборигены ступали с носка.

По мере того, как травянистая поросль зачастила пересекать тропку, подошвы шипели все жалобнее. Это уже был не совсем пустырь. Грунтовые воды здесь подходили довольно близко к поверхности, и луговое разнотравье росло гуще и сочнее. Самина уверяла, что в самом «Валежнике» вовсе не будет подлеска. Но остальные сомневались, глядя на то, как резво лишайник сменялся низенькими кустиками, а те в свою очередь – спутанными зарослями. Природа принимала образ изможденных тропиков. То тут, то там экспедиция огибала необычные природные формации – отесанные ветрами глыбы и столбы из розового мрамора. На их верхушках селились монстеры, плющи и другие лианы, а их воздушные корни прожгли камень и росли сквозь него.

Красиво было все-таки, но тревожно. На благодатной почве общего напряжения крепли ростки группового безумия. Орис отмахнулся машинально от какого-то прутика, и товарищи так хлопнули его по рукам с трех сторон, что ей-богу, лучше бы его ужалил корень. Под ногами трещали стебли. От их едкого сока портились сапоги бранианцев. Но то была обувь для местных туристов. Пропитанные хромом и обитые углеродистой сталью, ботинки андроида имели куда больший запас прочности. Они долго шли в сосредоточенном молчании, пока Эйдену не надоел адреналин, наполнявший воздух. Он спросил, не обращаясь ни к кому конкретно:

– А что с животными? Я имею в виду, почему они не приручаются?

– Когда растения становились токсичными, – Самина не хотела вступать в разговор, но больше остальных разбиралась в теме, – травоядные какое-то время еще пытались их есть. Те, кто выжили, видимо, получили мутации. А затем – через их мясо – токсины передались и хищникам.

– И они повлияли на коммуникацию животных?

– Как видишь.

– Но приручение чаще строится на принципах стайного поведения, и если бы они были нарушены…

Эйден указал вверх. Девушка подняла глаза к небу, где дружно кружили грифы. Вряд ли птицы явились подтвердить слова робота.

– Да, но они не принимают к себе другие виды. Например, человека. И ты забываешь об одиночках. Они жили рядом с людьми ради взаимной выгоды, а после того, как почти не стало растительной пищи, мы начали больше охотиться. Даже собаки стали добычей, а не компаньонами. Ты ведь сам говорил: напарникам необходимо доверие.

– Удивлен, что это ты напоминаешь мне об этом.

Он помолчал, давая Самине проглотить шпильку, но вскоре спросил снова:

– А кошки?

– Кошки странные. Мне кажется, они уверены, будто это они нас приручили, и не посчитали нужным ничего менять.