Путь Воина - Вероника Мелан (2016)

Некоторые при виде мужика с саблями сразу же опускали глаза и смиренно смотрели себе под ноги, а некоторые — те, что понаглее и повеселее, — с любопытством разглядывали семенящую за проводником Лин. Та со скрытым смущением и неприкрытым вызовом во взгляде пялилась на них в ответ — чего, мол, не видели? Ну, новенькая, и что?

Торчали вдоль стен погасшие факелы, обернутые на концах промасленными тряпками, привычно чадили в углах урны, трепал выцветшие гобелены ветер. Ей до коликов в животе хотелось рассмотреть зеленые газоны, виднеющиеся из окон длинной залы с потрескавшимися символами на колоннах — кажется, на газонах кто-то занимался гимнастикой/зарядкой? Боевыми искусствами?

Любопытно.

Коридоры сменяли узкие лестницы с высокими ступенями, лестницы сменяли коридоры — все ниже, ниже, ниже. В конце концов ее, судя по потеплевшему вокруг воздуху, привели не то в подвал, не то в место, рядом с которым располагалась кухня — здесь пахло не стылостью и сквозняками, но уже вареными овощами, и желудок моментально взвыл в голос.

Скрипнула другая дверь — пониже и поуже.

— Сюда ходь.

Белинда моментально нырнула в свое новое временное жилище и сразу же глупо разулыбалась — в углу стояла кровать с накинутым поверх толстым одеялом. Счастье есть! Однозначно есть — вагон. На полу коврики, в углу горшок (видимо, для справления нужд), у стены печка — чугунная. Ярко переливались в щелях оранжевые угольки; стопкой лежали поодаль дрова; из комнаты разило теплом, как из натопленной бани.

— Окна. Нет.

— Да и слава Богу!

Печку всегда можно погасить, а вот, если печки нет, то хоть костры на полу жги, ага.

— Не пожарь! — наставительно произнес узкоглазый, и Лин согласно кивнула — она не собиралась ни «жарить», ни «пожарить». Жарить все равно нечего, а пожары ей самое не нужны. Не успела она бросить на кровать вещи, как проводник вновь куда-то позвал:

— Ходь.

— Куда?

— Следом-следом. Показать вода. Кран.

— Зачем?

— Пить. Портки полощить.

Портки? Ах, да — вонючие носки. Так и не сообразив, что лучше сделать — расхохотаться в голос или же сделаться пунцовой, Белинда спрятала неуместную улыбку, оставила вещи на кровати и выскользнула за провожатым в коридор.

* * *

Стыд — вещь великая, а «полощить портки» на глазах у всей кухни — занятие стыднее некуда. Лин посадили в углу, выдали старый облупленный эмалированный таз и каменное на ощупь мыло. Мыло пахло древесной корой и почти не давало пены, таз грохотал по каменному полу дном, а из крана шел кипяток, которым она моментально обожгла руки.

На нее смотрели и, кажется, посмеивались — не явно, без улыбок на лице, но посмеивались. Бросал любопытные взгляды младший персонал, состоящий из монахов помоложе, косился огромный и тяжелый мужик с вспотевшими от пара щеками и лбом — местный шеф-повар. Слов не говорили — меж собой обменивались короткими жестами, ладно рубили на широких деревянных столах овощи, ссыпали соломку от капусты, моркови и нечто похожего на брюкву в огромные, стоящие на печах котлы. Лишь изредка доносились от повара непонятные команды на чужом языке — «Мырта! Пухта-Аши. Ых»; варился в чугунках суп. Жрать хотелось неимоверно.

От стоптанных до дыр носков в тазу вода моментально делалась черной — приходилось ее менять; горячую брать из крана поближе, холодную из того, что подальше; Лин старалась закончить стирку, как можно скорее. Досадливо кружила в голове мысль о том, что запасные подследники и трусы в рюкзаке имеются, но вот как «отполощить» на глазах у всех нижнее белье? Переть таз в комнату? А можно ли? Придется, похоже, ночью… Поглядывая на разномастные котлы, Белинда отчетливо давилась слюной.

«Подойти к главному? Тому, что рубит огромным тесаком мясо, — попросить поесть?»

Нет, страшно. А без жратвы и того хуже — завтрак в келью «с дырой» не приносили.