Черный Лес - Вероника Мелан (2018)

– Прости, – тут же вырвалось у Белинды вслух, и впервые свой звучащий посреди ночи голос не напугал ее саму. – Я никогда не выпускала его на свободу, я его не видела, прости…

На нее из собственного сознания взглянули бесконечно печальные черные глаза – ни белков, ни радужки – лишь одиночество с примесью надежды. Мол, ты поняла?

– Я поняла, – едва не закашлялась Лин. – Я его тебе отдаю, выпускаю из себя. Тебя и твоего… маленького…

Она мысленно сделалась прозрачной. Растворила все свои мысленные формы, рамки и перегородки, стала «никем» – но не тем «никем», беспомощным и скулящим существом, которым являлась некоторое время назад, но ровным и спокойным «никем». Собой. Миром.

И так поднялась с земли. Сделала один шаг вперед, другой… Назад к тропинке.

Обернулась к стволу и поняла, что страх остался сидеть под деревом – за ней не пошел.

Ей сделалось одновременно легко и неуютно.

– Ты прости, – попросила вновь, – ты мне учитель. Я не знала, что ношу в себе часть тебя… Потому и притянула.

Она вдруг с точностью до нейрона, микрокристалла поняла, что представляют из себя «монстры». Это утрированные до самого крайнего предела эмоции. Каждая, что сидит в ней, вскоре притянет себе подобную, и та наполнит Лин до макушки, прольется потопом из переполненной ванной на пол, попробует заставить захлебнуться в себе.

Возможно, Лин захлебнется. Возможно, сумеет отпустить их все.

Она поняла одно: путешествие будет «веселым».

И крайне непростым.

«А Мастер Шицу ни разу задницу с коврика не оторвал. Легко мудрствовать, сидя в удаленном от городов монастыре. А ты попробуй побыть мудрым, сидя на городском рынке… Вот там быстро бы проявились все его навыки, и куда бы только подевалось хваленое спокойствие…»

Она видела эти мысли, слышала и чувствовала их. А за ними чувствовала другое – клубящуюся муть – очередную. На этот раз муть звалась иначе – «Презрение», – и глаза ее не распознавали, как не распознавал и разум.

Но распознавало сердце.

Сердце обнимало клубящуюся субстанцию, часть которой всегда сидела в Белинде и благодарило за урок. После отпускало.

И тут же воображение рисовало новую ситуацию, новый урок, новое болото, в котором когда-то утонула и до сих пор смердела ступня.

«А Джон… Это же какая у человека гордыня, чтобы так выпендриваться! По имени не называй, до моего уровня никогда не дорастешь, и вообще ты никто и звать тебя никак!»

Ненависть… Теперь ей овладела именно она.

Лес плыл, но из-за крон ей не виделось главное – приближался ли холм. Быть может, она уже давно заплутала и двигалась в неверном направлении?

Может быть. Все может быть. Главное, выпустить изнутри дерьмо…

«Рим – та еще паскуда… Ведь действительно уродка, действительно ведет себя, как мужик, и после этого еще мечтает о любви! Какая ей любовь?! С такой бритой башкой и дурацкой татуировкой?!»

Высокомерие.

«А Килли – вот уж точно никто. Мразь! Такому не место среди людей, его, если отбросить дурную человечность, давно бы следовало прибить…»

Мстительность.

Лин раздавала чужих детенышей, как подарки под новый год. Открывала клетку за клеткой, выпускала их на волю, чувствовала, как благодарные родители (да-да, она спиной чувствовала их облегчение) смотрели ей вслед.

Шаг – освобождение. Шаг – новая ловушка.

«Я смогу, я справлюсь, я всегда знала, что я лучше, чем всякие там ученики-манолы. Возможно, я лучше самих мастеров – я сунулась в лес так рано…»

Гордыня.

«Что, если меня не ждут? Что, если отправят прочь или даже наорут?»

Снова страх…

Страх, страх, страх.