Черный Лес - Вероника Мелан (2018)

На подошедшую к продуктовой транспортерной ленте покупательницу кассирша взглянула неприязненно, и этот взгляд почему-то чиркнул по Лин лезвием перочинного ножа. Раньше бы прошел насквозь, не задев, теперь ранил. И захотелось тут же доказать всему миру, что «она не такая, что она – отличный человек и пьет раз в столетие…», но Белинда себя обрубила.

Хватит!

Да, нутро действительно запылилось, надо чистить. И не медитацией.

– Мне еще пачку сигарет «Трон».

– Это все? – спросили язвительно, подразумевая «может, еще какую дрянь добавить в этот набор – жвачку, гондоны, средство от похмелья?»

– Все, – огрызнулась Лин и оплатила покупки картой.

В такси она слушала радио и думала о том, что ей бы край как не помешала музыка – хорошая, заунывная, настраивающая на плакательный лад. Раньше у нее был плеер, наушники и любимый трек-лист, но то раньше. А теперь чужой дом и ничего в нем.

Накатывало злое и циничное настроение – стреляла и стреляла «эмоциональная» пушка. Куда попадала? Кажется, все время в мозги.

Вот если бы подруга, как когда-то Кони, то Лин бы не понадобилось ни вино, ни сигарета, ни музыка – хватило бы вопроса «ну, как дела?» И полились бы водопадом сопли и слезы. Но не теперь.

Кони далеко, но дело даже не в этом – Кони в пролете.

А смогла бы она признаться Рим? – усмехнулась Белинда мысленно. Смогла бы выплакаться, несмотря на слова «размазня, сопливая дура, никчемная тупорылая малявка?»

И сжала челюсти – смогла бы. Потому что с Рим они вместе прошли огонь и воду: сраного жесткого Бурама, а так же стылое, как кишки покойника в камере морга, ледяное озеро. Каждое утро. Вместе.

Да, Рим она рассказала бы все с самого начала и до самого конца: про Джона, про чувства, про свое недавнее идиотское признание. И вместе они разделили бы и вино, и сигареты, и одно на двоих горе.

А так придется искать музыку.

Дома ни радио, ни ноутбука.

Но нашелся вдруг в углу пыльный музыкальный центр, который она никогда раньше не замечала и не включала, а так же подборка дисков: Лана Крер, «Кеккелин», «Трое на двоих», Омелия и… такая знакомая и родная Фаби Ториан.

Все, сопли ей обеспечены!

Осталось найти зажигалку, пепельницу и штопор.

(Lara Fabian – I am Who I am)

Сигаретный дым творил с головой странное: одевал ум в пуховик, набитый глупостью, превращал видение с объемного в тоннельное, – но ясность ума Белинде сегодня и не требовалась. Ей требовалось одно – чувствовать.

И чтобы делать это, выпив сразу полстакана вина, она вышла на крыльцо, уселась на перила.

Еще не стемнело; с неба повалил снег – такой легкий и густой, как будто с обратной стороны – той, где всегда светило солнце, – кто-то озорной и несдержанный вовсю колотил палкой по облачным подушкам.

Но ей виделся не задний двор, усыпанный тающими кляксами снега – ей виделся Тин-До.

И вернулась к истоку мысль: почему она не сказала Джону о чувствах сразу?

Тогда не умела. И все равно не хватило бы смелости.

Опять же: сумела бы, и что? Разложила бы на части собственный мотиватор, а собрать его назад не сумела, как не сумела теперь. Кем тогда она стала бы? Еще более несчастной девахой, чем та, которая пришла в монастырь? Стала бы она тренироваться и испытывать собственную волю на прочность? Нет. Стала бы мириться с положением вещей и жить в одной келье с ненавистной ей тогда Рим? Нет. Стала бы внимать Шицу?

Нет.

И, значит, она все сделала верно. Что не тогда – что сейчас.

Ей помнилось и другое: то, как Джон почти по минуте стоял у дверей Храма, проводив ее обратно. И только теперь стало ясно, для чего – он напитывался ей. Чувствовал ее чувства. Она его обожала, и он об этом знал – каким-то образом купался в ее эмоциях. Теплых, волнующих, ласковых…

Конечно, кто еще ему их дарил, если с женщинами нельзя?