Черный Лес - Вероника Мелан (2018)

Белинду взяли за руки. Чужие пальцы мягкие, теплые, ласковые; и потекли вдруг по щекам слезы. Зажглась на правой ладони звезда – засияла ярко, отчетливо, красиво.

– Ты ведь из-за нее пришла?

Лин плакала, как ребенок, перед статуей матери Бога.

– Да.

– Хочешь знать, зачем я поставила на тебе знак?

– Пожалуйста, скажите…

– Чтобы однажды ты обрела себя. Чтобы тебя приняли те, кто помогает тебе в этом. Чтобы однажды ты ответила себе на вопрос: для чего и зачем ты живешь?

– А для чего же я живу? Как же мне понять? Что делать?

– Через других обретешь это знание. Когда начнешь заботиться о ком-то помимо себя, когда начнешь находить в этом радость.

Лин не помнила ни того, как уходила из домика, ни того, как проснулась.

Помнила только, что шла назад через лес Духов и никто ее не трогал. Обычная тропка; луна над головой, шорох листьев под подошвами.

К утру показались впереди высокие башни Тин-До.

Глава 5

(Lara Fabian – Je t'aime encore (radio edit))

Сейчас.

– Белинда? – она смотрела на лицо Джона, но не видела его – не замечала. – Мы будем сегодня заниматься?

– Нет.

Первый честный ответ за два последних года (или за всю жизнь?) Почему она никогда не позволяла себе этого – быть честной, даже если это кому-то не нравится? Даже если это не нравится ей самой?

Почему? Хороший вопрос. Отличный вопрос.

Пятница, вечер. Знакомый кабинет с экраном – здесь была лекция в прошлый раз. И этой дверью она после хлопнула, оставив на месте себя недоумение.

– Тебе этого больше не хочется?

– Хочется. Дело не в этом.

– Тогда в чем?

В чем?

В чем.

В том, что она все предыдущие дни до этой самой пятницы думала об одном и том же – почему она забыла прописную истину? Ведь Мастер Шицу, а после и другие ученики твердили ей об одном и том же: чувства нельзя присваивать. Она не понимала. Не понимала, что, присвоенные, они начинают разрушать ее, гнить внутри, превращаться в отходы. «Если ты испытываешь чувство, – говорил Шицу, – его нужно отдать тому, для кого оно родилось. Ведь чувство – это, как пушка. Если она не стреляет вовне…»

…то она стреляет по твоим собственным потрохам.

Сколько Лин выстреливала себе в кишки? В голову, в живот, локти, колени и пах? Через какое время ее настигла бы физическая болезнь? Скоро. А пока не настигла лишь за счет интенсивных тренировок.

Все равно недуга ждать оставалось недолго.

Почему она забыла?

Сколько она любила Джона, но не говорила ему об этом?

– Джон…

Она снова забыла про запрет на произнесение его имени, но человек в серебристой одежде не обиделся – он смотрел на нее пытливо, с беспокойством. Наверное, она закрылась так глубоко, так сильно, что даже он, обладающий сверхнавыками по чтению эмоций, более не мог ее распознать.

«Чувства, как еда… Что станет, если вы навсегда присвоите себе еду?»

Дура. Она начала разлагаться изнутри.

– Я должна Вам кое о чем сказать. Я должна была уже давно, но я… боялась.

С чего начинать? Сейчас ей будет больно.

И поделом…

Но как же страшно – до паники, до дрожи.

«Джон, я Вас люблю?»

Не сможет. Лучше упадет на пол и умрет от стыда с навсегда заклеившимся ртом. Но ведь за этим сюда и пришла – отдать принадлежащее не ей чувство…

– У меня есть кое-что не свое. Ваше.

Взгляд серо-зеленых глаз сделался недоуменным, вопросительным. И Лин пояснила:

– Чувство. Для Вас…

Она больше не могла на него смотреть – только на свои руки.

– Я не говорила Вам всей правды, простите меня, – ей себя теперь надо прощать… Это потом. – Я испытывала к Вам больше, чем ученица должна чувствовать к учителю.

Теперь, наверное, он смотрит на нее, как на идиотку и извращенку. Наверное, с осуждением, но она не узнает этого, не поднимет глаз.