– Но у меня тоже есть права! – возмутилась женщина. – Я – потерпевшая. Это я пострадала в этом деле больше всего. Я потеряла сына. Я почти лишилась мужа. Вместе с тем вы обязываете меня говорить правду и даже берете у меня об этом расписку. Почему же на подсудимых нет управы?

– Увы! Таков закон, – развел руками судья. – Вы обязаны говорить правду. Подсудимые же вправе молчать, если захотят; вправе говорить, что хотят. Это всего лишь способы их защиты.

– А кто же защитит порядочных людей от негодяев?! Даже закон на их стороне, – негромко проговорила Милица Андреевна. Она была недовольна всем: и судьей, и законом, и адвокатами.

– Ваша честь, я бы попросил потерпевшую не называть подсудимых негодяями, – торжественно заявил Василий. – Их виновность еще не установлена приговором суда, и выводы делать преждевременно.

– Я прошу потерпевшую выбирать выражения, – кивнул головой судья, и процесс продолжился. По просьбе прокурора огласили протокол допроса Бирюкова, а затем долго и нудно выспрашивали у него, почему и как он дал подобные показания. Жорик вовсю пытался реабилитировать себя в глазах Евы и ее адвокатов, но ему было непросто объяснить, почему он на следствии свалял дурака. Прокурор лез к нему в душу, выясняя все до мелочей, а он выкручивался, как мог. Теперь его интересы защищал другой адвокат, молодой и нервный, который елозил на своем стуле, не решаясь вмешаться в ход допроса. Он понимал, что его клиент похож на мишень, в которую каждым своим новым вопросом прокурор втыкает дротики, но помочь ему сейчас было сложно даже опытному адвокату. Такова была цена за ошибку.

Лиза и Василий понимали, что новые показания Бирюкова не станут тем чудом, которого они так долго ждали. Прозрение к Жорику пришло слишком поздно, а настойчивость прокурора и недовольство судьи свидетельствовали о том, что они склонны строить свои выводы на прежнем материале. Но Ева заметно ожила. Несмотря на всю свою ершистость, она была не злопамятной девушкой и, судя по выражению ее лица, уже сейчас могла простить прежнего приятеля. Она тяжело пережила предательство. Раскаяние Жорика воскресило в ней надежду на то, что все будет хорошо.

– Я же говорила, что он одумается, – сказала она адвокатам после окончания процесса. – В принципе, он – неплохой парень, просто в самом начале дал слабину.

Василий помрачнел. Он нисколько не пожалел, что заехал «неплохому парню» в физиономию во время очной ставки, а когда услышал о раскаянии Жорика в суде, ему захотелось сделать это еще раз. До Бирюкова, видимо, не доходило то, что его слова, уже зафиксированные в протоколе допроса, являются доказательством. Вчера он утверждал одно, сегодня – другое и наивно полагал, что ему будут верить и в первом и во втором случае. Он подвел и себя и Еву, а теперь стучал кулаком в грудь и каялся.

Адвокаты ушли из суда с легким чувством досады. Повернуть время вспять было невозможно. Судебное разбирательство неумолимо шло к своему финалу. Бирюков выбрал не самый лучший момент начать все с чистого листа.