Нью-Йорк - Татьяна Богатырева, Евгения Соловьева (2019)

Упав животом на подушки, Бонни пробормотал что-то невнятное и отключился. А я перевела растерянный взгляд на Кея.

– А как же?..

Мне улыбнулись улыбкой кота, сожравшего целую стаю канареек в сметане, и кивнули на дверь:

– Прими душ и принеси влажные салфетки, под зеркалом лежат.

Без лишних слов я подхватила с пола измятый халат, вздохнула – не только измятый, но и в каких-то мокрых пятнах… нет, не надо уточнять, в каких именно! – и пошла в ванную. На себя я лучше смотреть не буду, вряд ли сейчас я похожа на леди.

Случайный взгляд в зеркало в ванной подтвердил опасения. Чумазая, растрепанная, помятая и довольная. Только канареечных перьев на морде не хватает!

Наскоро ополоснувшись и зализав зудящую ссадину на предплечье (кому надо было думать прежде, чем руки под плеть подставлять), нашла салфетки, завернулась в полотенце, а скомканный халат бросила в корзину. Мельком подумалось: не везет бирюзовому шелку. Второй раз мы втроем, и второй раз шелк превращается в тряпки. Джутовый мешок, что ли, завести, чтобы жаба не давила?

Когда я вернулась, Кей уже разделся (главное, вовремя!) и доставал что-то из шкафчика. Скальпель, спирт и огурец?

Нет, не угадала. Какая досада. Спирт и огурец сейчас были бы очень кстати!

Всего лишь тубу с заживляющим гелем и флакон, явно с чем-то обеззараживающим. Джентельменский набор доминанта.

На меня глянули мельком и с понимающей такой ухмылочкой. Видимо, подступающая истерика… нет, лучше «толком не начавшаяся истерика» на моем лице рисовалась ну очень явно. И ладно. И фиг с ней. Я просто сейчас займусь делом, и все как рукой снимет. И краснеть я тоже не буду!

Мы в четыре руки обтерли спящего Бонни. Надеюсь, что просто спящего, уж очень он был горячим. Без кровавых потеков все оказалось не так страшно, как мне казалось. Новый шрам, конечно, будет – но почти незаметный, кожа на правой лопатке лишь чуть рассечена. Ссадины… сейчас выглядит стремновато, но я точно знаю: через два-три дня и следа не останется. А кровь и вовсе из пореза на предплечье, короткого, но глубокого. Откуда он взялся?

На мой короткий вопросительный взгляд Кей ответил пожатием плеч: это точно не я. И поднялся с кровати, куда-то отошел.

Верю, что не он. В ножички они не играли. Я вообще в их комнате ничего колюще-режущего не увидела. Ну да ладно, мало ли где Бонни мог порезаться...

Поддавшись странному порыву, я поцеловала ранку, лизнула, нежно погладила Бонни по спутанным волосам. Безумно хотелось прижаться к нему, обнять руками и ногами. Но нельзя, ему будет больно. Он и так горячий, как в лихорадке, и губы пересохли. Кажется, у меня тоже.

– Спокойствие и минералка, моя леди, – в тоне Кея ласковая усмешка.

Сев рядом, он протянул мне бутылку воды. Пока я жадно пила, убрал прилипшую к щеке прядь за ухо, провел ладонью по шее, плечу – и взял за руку, поднес к губам.

– Жаль, я не умею рисовать. Ты сейчас такая… – он с улыбкой покачал головой. – Мадонна.

– Ты не сердишься, что я вмешалась? – не то чтобы я всерьез считала, что сердится, просто какой-то червячок подгрызал. Наверное, старая глупая привычка считать себя неуклюжей дурындой и стыдиться чуть ли ни всего, что делаю.

Но Никель Бессердечный вместо ответа просто притянул меня к себе, нежно поцеловал и уложил на постель, так и не выпустив из объятий. А мне подумалось: вот глупая. Если бы Кей не хотел, чтобы я вмешивалась, не стал бы мне все это показывать. Просто они с Бонни играли бы где-то еще, подальше от меня. Или хотя бы дверь запер и камеры отключил. Глупая, глупая я.

Я покаянно вздохнула и уютнее прижалась к нему спиной.

– Спи, моя умная колючка. Все хорошо.

Засыпая, я улыбалась. Кей обнимает меня, я держу за руку Бонни, Бонни во сне тоже улыбается. Все хорошо. Сейчас, завтра, всегда.

***