Нью-Йорк - Татьяна Богатырева, Евгения Соловьева (2019)

Не вовремя я пришла. Надо было часам к восьми, когда на горизонте забрезжит окончание репетиции. Он Томова нытья заболела голова, поддакивать ему надоело смертельно, но ни Люси, ни Джерри так и не спустились в зал – оба голоса слышались то из кулис, то со сцены. А мне уже нестерпимо хотелось сбежать. Все же я не рождена быть жилеткой для гения. Так что я нашла в сумочке какой-то завалявшийся счет, написала:

«Бонни, позвони мне, пожалуйста. Надо встретиться и поговорить. Люблю тебя, Роза».

– Ага, я тебя понимаю, все ужасно, – в очередной раз кивнула я и взяла Тома за руку. – Послушай, Том! Мне нужна твоя помощь. Очень. Иначе мир вообще рухнет.

Том заткнулся и даже посмотрел на меня с некоторым интересом. Даже с узнаванием. Ободренная, я продолжила давать установку:

– Вот телефон Джерри, отдай ему, пожалуйста. И записку отдай, слышишь?

– Слышу, записку. Что случилось-то?

– Ужасное, Том. Если не отдашь телефон и записку, все, апокалипсис и провал. Сегодня отдай, хорошо? Сразу, как закончите.

– Ладно, передам после репетиции, – Том кивнул, в его глазах отразилось понимание.

– Сегодня, обязательно!

– Да понял я, сегодня, – буркнул Том и взял телефон с запиской.

– Спасибо! – я поцеловала его в щеку и быстро-быстро смоталась, пока он снова не завел песню «все плохо, все умрем».

Что ж, я сделала свой шаг. Достаточно внятно? Да, более чем. Бонни получит записку, позвонит, мы встретимся – наверное, прямо сегодня. И, наконец, поговорим. Кей прав, нам давно пора это сделать.

Глава 16. О наваждениях, лихорадке и ревности

Два дня тому назад. Суббота

Он проснулся от холода. Странно, лето в Нью-Йорке, а ему холодно. Кто-то врубил кондиционер на восемнадцать градусов? Раздолбаи… никогда не любил гостиницы. И эта китайская фигня ничуть не лучше прочих…

Нью-Йорк.

Гостиница.

За каким чертом он в гостинице, если у них с Кеем здесь своя квартира? Бред какой-то… и почему так холодно, мать вашу!

Бонни хотел было позвать горничную, почему-то не смог подняться. Номер кружился, постель качалась, все тело ломило, словно он вкалывал двое суток без перерыва. И в голове была такая же мутная хрень.

Прикрыв глаза, – болят, мать их, что я вчера пил? И зачем столько?! – Бонни попытался унять головокружение и вспомнить что-то важное. Что-то, что было вчера… или сегодня… сегодня?

И тут же застонал сквозь зубы. Вместе с обрывками воспоминаний явилась головная боль. Но самое поганое – он вспомнил то, о чем предпочел бы забыть.

Роза видела его с Кеем. Вчера вечером. Видела, слышала и даже пришла потрогать.

Вашу мать! Вашу мать…

Даже зажмурившись, Бонни видел перед глазами сегодняшнее утро: Роза в объятиях Кея, льнет к нему, улыбается во сне. На тумбочке рядом валяются полотенца, ватные тампоны, флакон хлоргексидина, мазь от ушибов. И спят они все в игровой комнате.

Черт! Она не должна была видеть этого. Не должна была видеть его таким слабым и несчастным. То, что Кей делал с ним – это слишком, слишком… Черт. Он – не материал для романа! Не подопытная мышь! Какого черта Кей привез его к себе? Не запер двери?..

Кей не должен был так его подставлять! Это… это почти предательство. Зачем? Ради чего? Кей же знает…

Знает, что Бонни любит Розу. Что Бонни отдаст десять лет жизни, только чтобы быть с ней. Что Бонни скорее сдохнет, чем покажет ей, насколько от нее зависит, чем позволит над собой смеяться. Снова. Хватит с него одной Сирены…

Черт, почему так холодно, где носит Керри?..

– Керри, – позвал он, но из горла вырвался невнятный сип. А знакомая спальня вдруг закружилась и превратилась в чертову китайскую гостиницу, чтоб ей пусто было.