Порочные - Мира Вольная (2020)

Волн практически не было, качка на катере не ощущалась, я сидела рядом с Джефферсоном, ловила лицом брызги и солнечные лучи и вдыхала запах воды. Мыслей не было, было просто хорошо и невероятно красиво. Я начала забывать, каким красивым может быть это место, каким по-настоящему завораживающим: темнеющий малахитовый лес, горы, на вершинах которых никогда не тает снег, скалы, становящиеся багряно-оранжевыми на закате, и прозрачная вода озера. Такая прозрачная, что дно видно даже на глубине десяти метров.

Мы оставили катер у причала, а сами ушли на другую сторону, жарили маршмэллоу и колбаски, пили сладкую газировку, валялись на одеяле на берегу, пускали блинчики по воде. Маркус рассказывал про стаю, про новеньких волчиц и волков, про вчерашнюю охоту, про своих родителей. Я была рада за Джефферсонов-старших, за то, что им удалось сохранить отношения, за то, что сейчас они наконец-то нашли время друг для друга и, судя по словам Маркуса, не собирались останавливаться.

— Ты не могла, — хохочет Марк над моим признанием, лежа на боку на одеяле, подпирая голову рукой.

— Я была маленькой, — улыбнулась, разглядывая другой берег озера. — И считала, что Шазе очень красивый.

— Не Тимберлейк? — вскинул волк насмешливо брови.

— Фу-у-у, — протянула, поморщившись. — Он даже тогда казался мне слишком… сладким. А в Шазе было что-то… — я неопределенно крутанула пальцами в воздухе, — интересное.

Смех Маркуса теперь еще громче, он почти заливается, прикрывая рукой глаза.

— Мне было десять, Маркус Джефферсон, — сказала, стараясь удержать серьезное выражение на лице. Но Джефферсон только громче расхохотался. — Смейся-смейся, — кивнула строго, отвернувшись от оборотня, снова возвращая взгляд к лесу на другой стороне, вдыхая запахи этого места полной грудью, прикрывая глаза.

— Сам, наверняка, тайком слушал Бритни Спирс, тащился от нее, как…

Договорить я не успела, Маркус опрокинул меня на спину, подминая под себя, заглянул в глаза.

— Нет, — прозвучало хрипло. — Я слушал Энимал Джаз и Эминема. И уже не важно, по кому я тащился, потому что сейчас я тащусь от тебя, — прошептал на ухо. — Тащусь больше, чем когда-либо мог представить, чем кажется, что могу выдержать. Ты невероятная, Эм. Ты очень сильная, умная, дерзкая, смелая, красивая и сексуальная, и я хочу тебя.

И его губы накрыли мои, вызывая дрожь, вырвав тихий стон. И большие горячие ладони на все еще влажной ткани купальника, гладят бедра, талию, грудь. Его кожа под моими пальцами — бархатная, дико стучит сердце, мышцы рук и спины снова напряжены. Я растворяюсь в этом поцелуе, в движениях его губ и языка, в поглаживаниях и ласке, в звуке чужого сердца. Маркус целуется так, что хочется еще. Больше и глубже. Сильнее и горячее, чтобы совсем перестать осознавать реальность и время…

Чертово время, которого совсем нет…

Солнце садится, а значит, нам пора возвращаться, мне пора в лабораторию. И я первая разрываю поцелуй, слегка прикусив губу Маркуса. Мне отчаянно не хочется этого делать, но надо. Очень надо. И очень не хочется, почти до стона разочарования.

— Нам пора, — шепот в его губы получился хриплым.

— Ага.

— Тебе — в стаю, мне — в лабораторию.

Он продолжал нависать надо мной, сильный и упрямый, грудь тяжело вздымалась и опускалась, глаза блестели, билась вена на шее.

— Марк, — сглотнула судорожно, понимая, что нам действительно очень надо остановиться.

— Прости, — он тряхнул головой, застыл на миг, будто пытаясь осмыслить, а потом кивнул, но так и не разжал рук, сел только, устраивая меня у себя на коленях, положил подбородок мне на макушку, замолчал, смотря куда-то вдаль.

— Марк? — снова позвала, не до конца понимая, что происходит, только чувствуя напряжение, исходившее от него.

— Нам надо поговорить.

— О, обычно с этой фразы начинается какое-нибудь дерьмо.