Обещания богов - Обещания богов (2022)

По мере того как одна станция сменяла другую, его мысли становились все мрачнее. Он лично являлся олицетворением той ненависти, которую нацисты испытывали ко всему, что не соответствовало норме. Ко всяким инвалидам, сумасшедшим, асоциальным элементам… Однако он сам, с его безумным отцом и, возможно, порченой кровью, не многого стоил на весах НСДАП. Может, и он уже значится в каком-нибудь списке…

Фронау было зеленым местечком в северной части Райниккендорфа, к застройке которого приступили в начале века. Затем война, государственные перевороты, политические кризисы, и проект ушел в небытие, оставив после себя только большой лес, усеянный частными виллами, и высокую башню, назначения которой Бивен не знал.

Одно было неоспоримо: этим вечером сумерки превратили маленькую деревню в нечто сказочное. Берлин, казалось, остался очень далеко, а вы очутились в Шварцвальде или в Баварии. Было около восьми вечера, суббота, и Бивен сомневался, что застанет кого-то в кабинетах Комитета рейха.

Номер 13 по Энкирхерштрассе, естественно, оказался виллой с белыми стенами и красной крышей — славная тевтонская физиономия с бледной кожей и налитыми кровью щеками. Не кукольный домик, а домик-кукла…

Он заметил стоящий перед садом мотоцикл с коляской. Хороший знак. Никаких часовых. Даже нет нацистского флага. Менгерхаузен предпочитал держаться в тени. Он был человеком-невидимкой, неким духом, чье имя не фигурирует ни в одном штатном расписании. Понадобился весь талант Динамо, его редкий нюх ищейки, способной выследить любую дичь, чтобы раздобыть нужную информацию.

Он позвонил в дверь, показал свою карточку и прошел в небольшую приемную, как у врача. Спросил себя, сколько семей являлись сюда, чтобы обсудить устранение их дефективного ребенка, — их вызывали или они предвосхищали вызов, не в силах вынести мысль о том, чтобы растить ребенка-инвалида под осуждающим оком рейха?

— Гауптштурмфюрер! — раздался вдруг голос, напоминающий то ли автомобильный гудок, то ли звук горна.

В комнате возник маленький рыжеволосый человек, почти одинаковый в высоту и в ширину. На нем был белый халат, накинутый поверх военного кителя, заношенного чуть ли не до дыр.

— В некотором смысле я вас ждал. Идемте.

Менгерхаузен выглядел как персонаж из детской сказки. Очень густая рыжая шевелюра разлеталась непослушными волнами и перетекала в не менее густые бакенбарды, спускавшиеся ниже подбородка. В чертах краснолицего типа было что-то веселое, дружеское.

Бивен двинулся за человечком по коридору, минуя кабинеты, где до сих пор кипела работа. На данный момент там находилось не больше десятка конторских служащих. Вскоре их будут насчитываться сотни. Потом служба разрастется, как спрут, отвечая за смерть тысяч, а то и миллионов человек. Его невольно заворожила эта прилежная, методичная бюрократия, которая подменила вопящее варварство безмятежной жестокостью в нарукавниках и маленьких очках на носу.

Они устроились в комнате, представлявшей собой странное сочетание медицинского кабинета и конторы нотариуса. Смотровой стол, хирургическая лампа, застекленный шкаф, заполненный хромированными инструментами, — врачебная ипостась. Стопки папок, огромная пишущая машинка и книжный шкаф с литературой по юриспруденции (на некоторых корешках были даже названия на латыни) — мирок законника.

Менгерхаузен уселся за письменный стол и вытащил из нагрудного кармана длинную трубку слоновой кости. Бивен уже отказался от мысли запугать этого бесноватого, который был на «ты» с Гейдрихом или Гиммлером, а то и с самим Гитлером.

Доктор положил свои маленькие пухлые ручки на пишущую машинку, похожую на шарманку.

— Чему обязан удовольствием видеть вас, герр Бивен?

— Я слышал о различных планах по переправке больных…

— Хо-хо-хо, вижу, что новости быстро расходятся.

— Герр Менгерхаузен, я из гестапо. Моя роль…

Рыжий человечек остановил его, подняв лапку: