Обещания богов - Обещания богов (2022)

— Дух völkisch[119], Бивен. Граждане рейха знают, что превыше их чувств, превыше привязанности к своему потомству существует иной замысел, и он сейчас осуществляется. — Он наклонился над плечом Бивена, словно собирался сказать ему что-то на ухо: — Евгеника — это наука, друг мой. Улучшить новое поколение, устранить отходы… Мы рассматриваем государство как человеческое тело, нежелательные элементы которого представляют собой истинную опасность. Мы начали со стерилизации. Сейчас мы должны действовать более радикально. В теле нации живут паразиты. Мы противоядие. Мы лекарство!

Бивен вскочил и встал с ним лицом к лицу:

— И какова ваша роль во всем этом?

Менгерхаузен невольно отступил — его макушка не доходила и до узла галстука гестаповца.

— У меня нет никакого звания, никакого… официального поста. Я скорее инициатор… — он замахал ручонками, — поэт, источник вдохновения…

Франц ухватил его за отвороты халата и поднял в воздух, будто тот весил не больше сахарной ваты на палочке. Трубка упала на пол, выбросив искры.

— Не приближайся больше ни к Брангбо, ни к Минне фон Хассель.

— Хо-хо-хо, — кудахтнул тот, багровея. — Подозреваю, тут иррациональная привязанность…

— Уверен, ты в курсе моей служебной характеристики.

Болтая ножками в пустоте, Менгерхаузен все еще хорохорился:

— Конечно. Чистой воды убийца. Настоящее животное. В обычном обществе вы уже давно гнили бы в тюрьме!

Бивен притиснул рыжего человечка к стене и выпалил одним духом:

— Мы из одной системы, ты и я. Диктатура дала нам на ограниченное время исключительную власть. Я не могу с тобой тягаться, но ты знаешь, что если я так решу, то найду способ свести счеты, один на один. И рейх ничего не сможет поделать.

Лицо Менгерхаузена приобрело свекольный оттенок.

— Чего… чего вы хотите?

— Ты вычеркнешь Брангбо из своего списка и забудешь Минну фон Хассель.

— Повторяю, ваш отец…

Отпустив его одной рукой, Франц дал ему в нос и снова впечатал в книжный шкаф скромного нотариуса.

— Я сейчас говорю не о своем отце. Я говорю обо всех пациентах Брангбо. Ты просто переключишься на другое учреждение.

У Менгерхаузена из носа шла кровь. Ее цвет напомнил Францу Минну и ее алые губы. «То ли кровь, то ли вишня», — подумал он, потом швырнул Менгерхаузена на его пишущую машинку и папки, которые рассыпались под его головой.

Бивен подобрал несколько листков — без сомнения, списки будущих постояльцев замка Графенек — и вытер ими руки. Менгерхаузен скорчился в углу кабинета.

— И не забудь вернуть в Брангбо его пациентов!

Бивен вышел, не обернувшись. В коридоре столкнулся с бежавшими на шум чиновниками, сразу расступившимися, стоило ему появиться.

Его действия были чистым безумием. Хуже, чем безумием, — смертным приговором. Черный орден не сможет помешать ему свести счеты? Ха-ха! Хорошая шутка! Завтра его арестуют и расстреляют.

Оказавшись снаружи, он глубоко вдохнул темно-красный воздух. Жизнь, настоящая жизнь по-прежнему царила здесь, безразличная к нацистской Германии, сменяя времена года над этим нагромождением нечистот.

Единственным шансом заслужить прощение было арестовать убийцу Адлонских Дам и вручить его шкуру фюреру.

На улице мотоцикл с коляской стоял на месте. Верхом на машине сидел мужчина и курил сигарету. Громила вроде самого Бивена, но с лицом интеллектуала, смотревшимся довольно странно. Квадратные черты, маленькие очки в тонкой золотой оправе, светлая, словно намасленная, прядь, прилипшая к черепу, и обезоруживающе мягкая улыбка. Улыбка безмятежной мощи, убийственного безразличия.

Бивен узнал его, хотя видел впервые. Ганс Вирт, бывший полицейский из Крипо, телохранитель родом из Штутгарта.