Грозное дело - Сергей Булыга (2015)

– Да, у неё. Но, правда, с утра ему покоя не давали. Сперва карла Васька напился, пел срамные песни, матюгался, а после разбил царский кубок, свинья. Государь его чуть не убил. А после призвали Ададурова Сёмку. Сёмка пошёл стращать про Псков… И государь его прогнал. Ох, он тогда был крепко зол! А после вдруг собрался, пошёл к Машке, долго там сидел, а как вернулся, вот где гневен был! Воистину! И говорит: где Ванька? И пошли за ним…

Феодосий замолчал, покосился на царевича. Тот лежал смирно, медленно помаргивал. Феодосий скорбно улыбнулся и продолжил:

– Не томи меня, сын мой, иди. Как Зюзин скажет, так везде и повторяй. А я про это, – и он кивнул на царевича, – я как могила.

Трофим помолчал, подумал, поклонился Феодосию, поклонился царевичу и вышел.

В сенцах его уже ждали Годунов и Бельский. Трофим в душе перекрестился, подошёл к ним и, обращаясь к Годунову, сказал:

– Царевич велел снять с царицы расспрос.

– С какой царицы? – спросил Годунов. – С Нагой, что ли? С Марии?

Трофим кивнул. Годунов взглянул на Бельского. Тот усмехнулся и сказал:

– А я что говорил?! Вот где оно!

Годунов хотел было что-то сказать, но Бельский уже кликнул:

– Харитон!

Из перехода в сенцы заглянул тот самый ближний государев человек.

– Харитон, – продолжил Бельский, – отведёшь вот этого туда, куда он скажет. Живо!

Харитон поклонился. Трофим подошёл к нему и оглянулся. В царевичевых дверях стоял Феодосий. Трофим оробел. Феодосий молчал. Трофим развернулся и вышел.

36

Трофим вышел, закрыл за собой дверь и остановился посреди сеней. Голова горела. Сейчас бы шкалик, подумал Трофим. Но тут к нему подступил Харитон и спросил, куда его вести. Трофим сказал, что на медный рундук.

– И это всё? – удивился Харитон.

– Там будет видно, – ответил Трофим. – Пока что больше говорить не велено.

Харитон сердито чертыхнулся и велел стрельцам идти на медный. Стрельцы, они были с огнём, выступили вперёд и пошли. Трофим и Харитон пошли за ними. Эх, в сердцах думал Трофим, зачем он всё это затеял, сейчас бы пошёл к Зюзину в покойную… А с чем идти? Где кочерга? Но, тут же подумалось, и что с того? Это небось Зюзин и велел её украсть, и вот бы сейчас Трофим пришёл к нему и повинился бы, что не сберёг, и на кого Зюзин указал, того и взял бы. И к Ефрему! А у Ефрема это дело быстрое – язык развязывать. И вот тебе весь розыск. И Зюзин ещё дал бы пятьдесят рублей за службу. А что, не дал бы?! И тут вдруг вспомнилось, совсем не к месту, что в тот недобрый год, в Новгороде, Зюзин только одно ему дал – сапогом под дых. Это государь дал чарку водки, а Зюзин ничего не дал, а только сапогом! Зюзин не из тех, которые дают, а из тех, которые…

Много о чём ещё Трофим успел подумать, пока они дошли до медного рундука. Там они остановились, и Харитон спросил Трофима, туда ли он его привёл.

– Туда, – сказал Трофим. – А теперь мне надо ещё дальше, к государыни царицыным палатам.

– Вот зараза! – рассердился Харитон. – Не мог сразу сказать?! Да мы от царевича могли бы прямиком туда пройти.

– Я прямиком не умею, – ответил Трофим.

Харитон сердито сплюнул, полез за пазуху, достал золотой португал (у Трофима раньше был такой же) и сказал, что им нужно к царицыным палатам. Один из рундуковских сторожей встал и повёл их дальше. И уже не прямиком, как Трофима водили до этого, к Мотьке и Ксюхе, теперь они сразу свернули налево. Тут, Трофим это сразу заметил, было и светлей, и чище, воздух легче, а кое-где вообще тянуло благовониями. Так они прошли до ещё одного рундука, так называемого хрустального, как после узнал Трофим. Этот рундук и в самом деле был очень красивый, весь в самоцветах и каменьях, и сторожа там были в богатых кафтанах в золотом шитье.

– Всё? – строго спросил Харитон, останавливаясь и косясь на тамошних сторожей.