Платина и шоколад - Чацкая Настя

Девушка ощущала этот жар сквозь ткань собственной одежды, невольно прижимаясь к нему, позволяя пальцам стиснуть её плечи и впечатать спиной в шкаф, пока губы сминались под напором жёсткого рта. Хребет упёрся в твёрдую перекладину, и, наверное, ей было бы больно, если бы она осознавала хотя бы что-то.

Гермиона приоткрыла глаза, встречая прямой взгляд. Злой, холодный, даже холоднее, чем обычно. Чем тот, к которому она привыкла. Необъяснимое желание смягчить его.

Откуда оно взялось?

Руки осторожно коснулись плеч. Губы приоткрылись, но рот Малфоя тут же соскользнул, оставляя быстрые поцелуи по линии челюсти, вынуждая откинуть голову, подставиться под него. Пальцы вцепились в ткань рубашки. Дыхание слизеринца вызывало дрожь, но она чувствовала, что что-то не так. Он не такой.

— Малфой, — выдох показался слишком невесомым, но поцелуи прекратились.

Ждал.

Пальцы тем временем выпустили её плечи и принялись за пуговицы гриффиндорской рубашки.

Он так быстро расстёгивал её.

Прохладный воздух библиотеки опалил живот. Девушка против воли втянула мышцы, задерживая дыхание.

— Стой. Подожди.

Драко едва не зарычал, чувствуя напряжение и почти страх в дрогнувшем голосе. Оторвался от нежной кожи, поднял голову.

Какого хера ты хочешь?

— Что случилось, Грейнджер? — собственный тон показался ему обесцвеченным, будто серым, лишённым чего-либо. — Разве ты не этого добивалась?

— Малфой…

— Малфой, хм? А как же “ Драко”? — он растянул собственное имя на манер её выдоха, который так чётко отпечатался в его мозгу со вчерашней ночи. — Миллера ты тоже звала "Миллер"?

Взгляд Гермионы замер на его лице. Она всматривалась в него, будто пытаясь увидеть что-то, скрытое от неё. Не понимая, что случилось.

Или это была злость?

Это из-за того, что произошло в Хогсмиде?

Гермиона закусила губу, чувствуя, как в носу начинает покалывать. Это был не он. Не Малфой, не такой. Но его прикосновения и застывшие на последней пуговице руки заставляли безостановочно трястись.

— Я не понимаю, — тихо произнесла она, не отводя глаз.

Драко стиснул челюсти.

Да что ты?

Я тоже не понимаю, почему подбираю ошмётки за каким-то когтевранским уродом. Не понимаю, почему не могу отпустить-тебя-блять на все четыре. Я не понимаю, почему ты убиваешь во мне то, без чего я не смогу, Грейнджер.

Я ни черта не понимаю.

Выдохнул, когда она вдруг потянулась к нему. Лицом, губами, руками.

Тёплые пальцы погладили ключицу, и он еле успел взять под контроль судорожный выдох от нежности этого прикосновения. От жара, который разносился по телу от него же. Он не мог себе позволить так просто сдаться на милость рукам Грейнджер. Просто не мог.

Тем более, когда она снова подалась вперёд, облизывая губы.

Малфой перехватил и крепко сжал двумя пальцами тонкий подбородок, отводя его в сторону, наклоняясь и впиваясь в её шею жёстким поцелуем. Останутся следы, он был уверен, но — пусть. Пусть она потом видит. Его клеймо на себе. Яркие красные пятна на белой коже. Он почти представлял их в полутьме библиотеки. Странно, что после Миллера она чистенькая.

Или свела всё?

Гриффиндорка задохнулась — он почувствовал губами судорожное движение. Его это заводило.

Почти против воли, он возбуждался ещё больше, чем до этого, на коленях, между её разведённых ног, несколько минут назад, ощущая как тёплые ладони теперь не гладят, а цепляются за его спину. Пальцы рванули с тонких плеч тонкую ткань, спуская её к локтям, сковывая движения. А она так выгибалась навстречу, словно делала это каждый день. Или пару часов назад. В тот же момент из горла Гермионы вырвался тяжёлый полустон.

Как грёбаное подтверждение его мыслей.

Плевать. Плевать, которым я у тебя буду, Грейнджер. Я просто сделаю это.

Потому что, твою мать, я хочу тебя как проклятый.