Платина и шоколад - Чацкая Настя

Пальцы начали лихорадочно тереть глаза, смывая солёную влагу, разбрызгивая холодную воду везде, где только можно. По зеркалу, кафельному полу, разгорячённому после душа торсу Драко. Малфой оглушённо смотрел на то, как слипаются длинные ресницы, а тонкие пальцы снова и снова прячут от него её лицо.

— Грейнджер, какого хера случилось? — голос удивлённый, глухой.

В какой-то миг он понял, что сделал шаг к ней, осторожно протягивая руку, но не смея коснуться вздрагивающего плеча.

Погладил пальцами воздух.

В ванной на несколько мгновений повисла тишина. И нарушилась так внезапно, что сердце сжалось до размеров горошины: через прижатые к лицу ладони прорвался громкий всхлип.

А следом рваные рыдания, на которых явно не хватало дыхания, сотрясли тело девушки. Ноги Гермионы подогнулись, и та тяжело сползла на пол, цепляясь пальцами за края раковины. Холодная вода по-прежнему хлестала её по рукам, стекая ниже, к локтям, исчезая в коротких рукавах футболки, прорезая мокрыми дорожками быстро намокающую ткань.

Единственное, на что хватило смелости Драко — сделать ещё один крошечный шаг и закрыть кран.

— Слушай, я…

Она вздрогнула так, словно он проорал эти слова ей на ухо, а не шепнул едва слышно.

— Нет, нет! Нетнетнет! — гриффиндорка засучила ногами, едва ли не истерически пытаясь забиться под широкий выступ раковины. Но голые ступни бестолково елозили по мокрой плитке, проскальзывая и нечаянно пиная Малфоя по голени.

И это странным образом привело его в чувство. Сработал какой-то неизвестный переключатель, заставив потянуться к ней, мазнуть пальцами по влажному локтю в попытке поднять, встряхнуть. Но девушка отпрянула, словно не узнавая его, снова срываясь и опять стараясь оттолкнуться.

Мерлин, да что с ней такое?

— Грейнджер, — слизеринец уловил в своем тоне напряжение, в котором гулко билось что-то ещё. Растерянность?

Что за херня?

Что она творит вообще?

Ухватить тонкую руку получилось только со второго раза, да и то чудом. Он рывком потянул её на себя, поднимая комом сжатое тело, но Гермиона неуловимо вывернула запястье, отталкиваясь в самый угол ванной комнаты, забираясь под раковину.

Будто пряталась от него.

Реакция Драко была быстрее: его ладонь вновь сомкнулась на предплечье девушки и вытащила её из укрытия, прижимая к стене, не давая бороться, вцепляясь пальцами в странно-ледяную кожу, обдавая собственным теплом. И только последнее, где-то на грани ощущений, удержало её от попыток высвободиться.

Гермиона вжалась лопатками в скользкий кафель, мечась широко раскрытыми глазами по стоящему напротив Малфою. Даже не догадываясь, что ещё одна крохотная капля с этих ресниц — и его выдержка помашет ручкой.

Что он прижмёт её к себе, зароется лицом в спутанные каштановые волосы, лишь бы не видеть снова этой паники в тёмных глазах. И, может быть, не простит себе этого никогда.

— Тшш, тихо… — Драко крепко стиснул её плечи, встряхивая так, что голова слегка запрокинулась, едва не ударяясь о стену. Ноль. Херов ноль реакции. Словно нет мыслей.

Тупое действие грёбаного Империо.

Пустота. И паника. Ещё немного — и обоюдная.

Вернись.

И почти против воли:

— Гермиона, смотри на меня!

Рот на секунду онемел от дикости того, насколько странно это имя звучит. Звучит из его губ.

Но… Потом. Всё потом.

Взгляд — или это просто тень от лампы — на секунду задержался на лице блондина...

И он увидел.

Страх. Заползающий в самое нутро и вытравляющий там всё живое.

Как тогда. Четыре месяца назад. В галерее Малфой-Мэнора.

У стены, где через день займет место портрет казненного в Визенгамоте Люциуса.

Мама.Обливиэйт.

Она смотрит на него. В упор.

Не Нарцисса — Грейнджер. Но слишком похоже было выражение её лица.