Подкидыш - Филиппа Грегори (2013)

— Нет, не как попугай, — сказала Ишрак, качая головой. — А как человек. По-моему, он умеет говорить не хуже любого другого христианина. Нельзя его убивать! Мы не можем просто стоять здесь в полночь и смотреть, как его убивают! Сперва необходимо понять, кто он и что собой представляет. Он, совершенно очевидно, не волк, но кто?

— Не нам об этом судить.

— Да нет, как раз нам! — горячо возразила Ишрак. — И не потому, что мы христиане, — к тому же я вовсе не христианка. И не потому, что судить можно только мужчинам — а мы с тобой вовсе не мужчины. Просто потому, что мы с тобой вроде этого оборотня: мы чужаки, мы не такие, как все здешние, вот местные жители нас и боятся. Люди не понимают тех женщин, которые не являются ни чьими-то женами, матерями или хотя бы дочерьми, ни давшими обет безбрачия монахинями. А женщин, обуреваемых страстями, женщин образованных и свободных люди просто боятся. Вот я, молодая образованная женщина, у меня иной цвет кожи, иная религия, иные представления о многом в жизни, и я столь же чужда жителям этой деревушки, как и наш маленький оборотень. Так неужели я буду стоять и смотреть, как они его убивают только из-за того, что не понимают, кто он такой? Если я позволю им убить его и не скажу ни единого слова против, то что остановит их в следующий раз, когда они придут, чтобы убить меня?

— Ты скажешь это Луке?

Ишрак пожала плечами.

— А какой смысл? Он сейчас слушает только епископа, мне он вряд ли внемлет.

* * *

К двум часам пополудни совещавшиеся всю первую половину дня мужчины наконец-то договорились насчет своих дальнейших действий, и епископ вышел на крыльцо гостиницы, чтобы объявить о принятом решении.

— Если оборотень в полночь превратится в настоящего волка, тогда женщина-еретичка, вызвавшаяся его застрелить, сделает это с помощью серебряной стрелы, — распорядился он. — Затем жители деревни похоронят его у скрещения дорог, поместив в клетку, набитую «волчьей отравой», а перед этим кузнец вобьет ему в сердце осиновый кол!

— Моя жена может принести сколько угодно «волчьей отравы», — предложил Ральф Фейрли. — Господь свидетель, она ее специально выращивает.

— Если же оборотень ни во что не превратится… — Епископ поднял руку, призывая к молчанию, и даже голос немного повысил, чтобы заглушить поднявшийся ропот недоверия. — Я знаю, добрые люди, вы уверены, что он непременно превратится в волка, но… предположим все же, что этого не произойдет. В таком случае мы отпустим его на свободу, и хозяин этой деревни, а также ее староста впоследствии смогут поступить с ним, как им будет угодно. Человеку от Бога дана власть надо всеми животными, и Господь наш постановил, что человек может делать с ними все, что ему заблагорассудится. Будем считать, что это просто дикий зверь, который бегал вблизи от вашей деревни, и вам удалось его поймать. А поскольку, как я только что сказал, Бог даровал человеку власть над всеми животными, пойманным вами зверем вы сможете распорядиться по своему усмотрению.

Староста, сохраняя суровое выражение лица, торжественно склонил голову в знак согласия. Можно было не сомневаться, что пойманному существу долго не протянуть, если его передадут жителям деревни.

— Они разорвут его на куски, — тихо сказала Ишрак Изольде.

— И мы не сможем остановить их? — шепнула та.

— Нет, конечно.

— А теперь, — продолжал вещать епископ, — я советую каждому из вас заняться своими делами и дождаться полуночи. Вот тогда все и решится. Сам же я сейчас направлюсь в вашу церковь, где отслужу и вечерню, и повечерие; предлагаю всем вам также исповедаться и совершить пожертвования, прежде чем любоваться в полночь сим знаменательным зрелищем, которое Господь ниспослал вашей деревне. — Он немного помолчал и снова заговорил: — Господь улыбнется тому, кто сегодня вечером пожертвует церкви хотя бы медный грош. Меж вами пролетел ангел Божий, и его следует встретить хвалой и благодарностью.