Медленно, угрожающе, словно возвещая чью-то смерть, зазвонил колокол на колокольне. Оборотень вздрогнул, услышав этот звон, и затряс гривой, словно звуки колокола болезненным эхом отдавались у него в ушах. Кто-то пронзительно рассмеялся, но в этом нервном смехе отчетливо чувствовался страх. Все ждали, когда отзвучат последние удары полуночного колокола, и огромная луна, яркая, точно холодное солнце, медленно взошла над крышей гостиницы и осветила фигурку оборотня, который, чувствуя свое ужасное, безвыходное положение, замер на месте; все его тело так и блестело от пота.

Но никаких признаков отрастающей волчьей шерсти на этом теле видно не было, да и в размерах оборотень пока ничуть не увеличился. И волчьи клыки у него не появились, и хвост не вырос. Он, правда, по-прежнему стоял на четвереньках, но зрители, внимательно на него глядя, могли заметить, что он весь дрожит, точно пойманная морозным днем маленькая лань.

— Ну что, он меняется? — спросил у Луки епископ. — Я что-то ничего не замечаю. Я не вижу, чтобы он вообще что-то делал.

— Он просто замер на месте и озирается, — сказал Лука. — И никакой отрастающей шерсти на нем нет, хотя луна светит прямо на него.

Кто-то в толпе жутко завыл по-волчьи, и оборотень резко повернулся в ту сторону, словно надеясь, что это настоящий волк, но сразу отпрянул, поняв, что над ним грубо подшутили.

— А теперь он меняется? — снова потребовал ответа епископ.

— Нет, я ничего такого не вижу, — сказал Лука. — По-моему, он все такой же, как был. — Он посмотрел на небо и увидел, что облачко не больше крупного кулака наползает на луну и арена внизу уже отчасти скрыта во тьме. — Пожалуй, лучше снова зажечь факелы, — с беспокойством предложил Лука, — свет меркнет.

— Так этот оборотень все-таки начал превращаться в волка или нет? — капризным тоном спросил епископ. — Нам ведь еще нужно будет объявить людям свое решение. Может, ты прямо сейчас прикажешь этой мавританке в него выстрелить?

— Не могу, — честно признался Лука. — По справедливости не могу. Он же не превращается в волка. На небе полная луна, он весь залит ее светом, но ни в кого до сих пор не превратился.

— Не стреляй! — услышал он настойчивый шепот Изольды.

Быстро темнело — облако уже почти совсем закрыло луну. Толпа застонала — глухим, исполненным страха стоном.

— Пристрели его! Быстрей пристрели его! — выкрикнул кто-то.

В медвежьей яме стало совсем темно.

— Факелы! — крикнул Лука. — Принесите зажженные факелы!

Вдруг раздался жуткий пронзительный вопль и глухой удар упавшего в яму тела; кричала явно женщина, и почти сразу послышалось отчаянное царапанье — это она скребла ногтями бревна частокола, пытаясь встать на ноги.

— Что там еще такое? — Лука пробился сквозь толпу и, напрягая глаза, стал вглядываться во тьму, царившую на арене. — Да зажгите же, наконец, факелы! Именем Господа! Что тут у вас происходит?

— Спасите меня! — услышал он голос Сары Фейрли. Женщина была в дикой панике. — Всемилостивый Боже, спаси меня и помилуй! — Она, оказывается, упала в медвежью яму и сейчас прижималась спиной к деревянной стене, напрягая зрение и тщетно вглядываясь во тьму, чтобы увидеть приближение страшного оборотня. Тот, поднявшись на задние лапы, тоже всматривался в нее, глаза его теперь светились каким-то янтарным светом. Он-то хорошо видел в темноте, а вот остальные, можно сказать, временно ослепли. Бедная женщина выставила перед собой руки, словно надеясь оттолкнуть от себя острые клыки и когти волка-оборотня.

— Ишрак! Стреляй! — крикнул Лука.