Последний секрет - Бернард Вербер (2019)

Она застывает, глядя на воду, по кромке которой проворно, словно торопясь на пир, ковыляют крабы.

Все, что может кончиться плохо, так и кончается. Я ошибаюсь на каждом шагу. Только в кино люди выныривают из морской пучины.

Средиземное море волнуется все сильнее, грохот прибоя становится оглушительным. Ветер нагоняет густой морской туман, который заволакивает все вокруг. Ариане с ее наблюдательного пункта больше ничего не видно, вода затянута плотной серой пеленой. Она делает глубокий вдох с намерением тоже совершить прыжок, но гонг, зовущий на завтрак, заставляет ее передумать.

97

Фрейд шустро плыл по прозрачному подводному тоннелю. Помогая себе длинным розовым хвостом, он успешно передвигался в этой среде, оказавшейся на поверку не такой уж враждебной. Единственным неудобством была невозможность воспользоваться обонянием, иными словами, мышь временно лишилась главного органа чувств.

Но это не мешало Фрейду ни на секунду не терять из виду волшебный рычаг, упорно манивший его издали.

98

Из воды торчит нос. Забившись в щель между скал, Лукреция навострилась дышать, не высовываясь из воды.

Сейчас, говорит она себе, мне не помешал бы нос подлиннее, нос-перископ.

Длинные волосы оплетают ее, как водоросли. Она видит сквозь воду, как уходит Ариана.

Ерунда эти твои гороскопы! Мало ли, что там плетут… Напрасно я тебе доверилась.

Пользуясь туманом, укрывшим воду, как одеяло, журналистка направляется к Сент-Онора.

На ее счастье, острова расположены совсем близко друг от друга, и пролив преодолевается без труда. Пьеро был прав.

99

Мышь по кличке Фрейд плыла дальше.

100

Вот и второй из Леринских островов, остров Сент-Онора.

На пляж выбирается, выходя из тумана, мокрая наяда. При падении она все-таки задела острый камень, и теперь на левом бедре багровеет глубокий порез.

За виноградником и оливковой рощей виднеются постройки, она бредет туда. Внутри обнаруживается винокурня, над дверью которой красуется зеленый герб: два пальмовых листа вокруг епископской митры. «Леринское аббатство. Ликер Лерина», – гласит надпись готическим шрифтом. Рядом стрелка: «Цистерцианская конгрегация Непорочного Зачатия».

В этот ранний час здесь безлюдно. Старый монастырь неподалеку смахивает на испанскую миссию где-нибудь в Мексике.

Белые стены, высокие пальмы, красные крыши, устремленная ввысь заостренная колокольня церкви. Еще рано, все тонет в тишине. Лукреция заглядывает в храм, где молятся три десятка монахов в белых сутанах с черными нагрудниками. Они стоят на коленях, на макушках у всех тонзуры.

Самый пожилой замечает заблудившуюся молодую женщину и прерывает молитву. Монахи, словно повинуясь коллективному телепатическому сигналу, дружно оглядываются и изумленно смотрят на нее.

– Помогите мне. Помогите, – просит она. – Мне надо скорее попасть в Канны.

Ни малейшей реакции.

Низкорослый монах прикладывает палец к губам, призывая к молчанию.

Несколько братьев окружают ее, без слов берут за локти и выводят из церкви. Низенький монах пишет мелом на грифельной доске:

«Мы дали обет молчания и целомудрия. Здесь нельзя говорить, женщинам вход воспрещен».

Он подчеркивает слово за словом, потом все вместе.

Боже, говорит она себе, из-за своих религиозных принципов они откажут мне в помощи.

– Человек в опасности и просит помощи. Разве вы не должны, как все люди, спасать страждущих? Тем более женщин и сирот. Я женщина, к тому же сирота! Вы обязаны мне помочь.

Сработает ли пятая мотивация?

Маленький монах стирает с доски написанное и выводит большими буквами:

«Наша обязанность соблюдать господний покой».

Измученная, мокрая, раненая Лукреция переводит взгляд с одного на другого, потом произносит четко, как для глухонемых, артикулируя каждый звук: