Отец наших отцов - Бернард Вербер (2019)

– Прежде чем посвятить себя семейному делу, – повел рассказ экскурсовод, – я постигал азы икусства на обычных бойнях. У меня есть право назвать их подлинным адом. Скот убивают пятикилограммовыми молотами, обрушиваемыми на головы обреченных. Те, кто занимается этим весь рабочий день, сходят с ума, запивают, чтобы прийти в себя, и чем больше пьют, тем более неуклюжими становятся, начинают промахиваться, и тогда коровы с размозженными черепами с мычанием носятся по двору, сея панику…

Лукреция стиснула зубы от этой мрачной правды. Элюан, довольный произведенным эффектом, продолжил:

– Оптовые торговцы мясом придумывали церемонии посвящения, нечто вроде розыгрышей новичков, заставляли новенького выпить литр только что вытекшей, свежей крови. Я уже не говорю о бичах…

– Персонал должен был часто меняться, – невозмутимо молвил Исидор.

– Чувствительным людям там не место. Другие, чтобы не свихнуться, заставляли себя смириться, а то и начинали получать удовольствие от происходящего, – философствовал Элюан. – Они охотно мучили скот, били молотом не до смерти, на целый день подвешивали за ноги. Превращались в садистов, чтобы привыкнуть. Но постепенно все это уходит в прошлое. И, между прочим, не только из-за защитников животных… Профессионалы пришли к выводу, что стресс у коровы влияет на вкус мяса. Молекулы стресса выживают даже после варки. Люди к ним чувствительны. Употребляя в пищу «стрессовое» мясо, мы сами немного подвергаемся стрессу.

– Вы хотите сказать, что, поедая мясо страдающих животных, мы принимаем часть их страданий на себя?

Люсьен Элюан утвердительно кивнул.

– Заметьте, я толкую о крупном рогатом скоте, а ведь с домашней птицей дело обстоит еще хуже. На бойнях их массово подвешивают за ноги на конвейере, потом вырывают языки, чтобы они молча истекали кровью через клюв – так мясо получается белее. Белое мясо – признак выпущенной крови.

– Прекратите, а то меня вырвет! – взмолилась Лукреция.

– Все дело в том, – не унимался Элюан, – что защитники животных вызывают своими действиями хохот и дискредитируют собственное дело. Для защиты животных следовало бы найти более надежных людей. Решений стоит ждать от сознательных промышленников, жалобный писк актеров и певцов ничего не даст.

– А рыба? – взволнованно спросила Лукреция.

– Сейчас, в современных индустриальных хозяйствах, рыбу разводят в садках площадью три на два метра. Из соображений рентабельности устраивают страшную тесноту. В этом объеме больше рыбы, чем воды, сверху рыба даже дохнет от удушья.

Вокруг них назойливо плясали на плакатах хрюшки, довольные тем, что кормят людей.

– Свиньи! – напомнил суровый Исидор.

– Я поработал на свиной бойне. Там день-деньской стоит невыносимый визг. Свинья, когда ее режут, способна визжать с громкостью восемьдесят децибел. Попробуйте представить этот шум!

– Похоже, лично вас все это несильно смущало.

– Напрасно вы так, я человек чувствительный. А невыносимый запах свернувшейся крови! На старой бойне меня с ходу выворачивает наизнанку. Животные должны испытывать те же чувства. Именно поэтому я настоял на кардинальной модернизации всего технологического процесса, включая забой, на моем комбинате. Следуйте за мной.

Они вошли в большой белый цех. Там тянулись на сотни метров вдаль тысячи и тысячи свиней, зажатых со всех сторон железными ограждениями, с заблокированными гильотинами головами, уткнувшихся рылами в лотки, где тек полужидкий корм.

Здесь было тихо, ничем не пахло, ничего не дымилось. Слышалось только мерное гудение моторов да мерное жевание.

– Полюбуйтесь, какая чистота! Между прочим, свиней незаслуженно называют грязными. На самом деле это чистоплотнейшее животное на воле только и делает, что себя вылизывает. Грязные они потому, что их держат в грязи. Заприте голых людей в классический свинарник, по колено в собственных экскрементах, и они перещеголяют грязью свиней.