Мощи святого Леопольда - Борис Конофальский (2019)

— Господин, мы тут уже многие законы нарушили, — тихо заговорил монах, — а теперь вы пытаетесь совершить и грех, да еще и на глазах многих, кои могут и показания против вас дать, случись разбирательство.

— Какое еще разбирательство? — удивился Волков.

— Не извольте сомневаться, разбирательство будет обязательно, с нас с вами еще за все это спросят, — продолжал отец Семион. — Мы взяли на себя смелость судить от лица инквизиции, права такого не имея, а зная, сколь могущественны ваши враги, глупо было бы думать, что они упустят шанс осудить вас, так давайте не дадим им лишнего повода, я причащу его, то времени много не займет.

Поп был прав, Волков опустил факел. Опять он был прав, кавалер подумал, что за все это его, действительно, спросят. А поп, тем временем, вооружился Святой книгой и символом веры, достал склянку с вином и хлеб для причастия. Подошел к колдуну, что был уже привязан к столбу и заговорил с ним. Он тихо говорил, колдун нудно выл, озираясь по сторонам со страхом и злобой. Волков боялся, что это будет тянуться долго, поэтому повернулся к солдатам и крикнул:

— Чего рты разинули, ждете пока еретики придут? Грузите оружие на свободные подводы, не успеем дотемна все вывезти, будем ночью возить. Ничего здесь не оставим.

Солдаты зашевелились, а кавалер сунул факел Сычу, и стал ждать, пока поп закончит таинство.

Отец Семион и рад был закончить побыстрее, да толстяк не спешил, он все говорил и говорил, признавался и признавался в страшных делах своих, вспоминая все новые и новые прегрешения. Уже вернулась партия людей, что уходили за город со вторым обозом, уже и загружены были почти все подводы, а колдун все не унимался. Говорил так что слюна на губах пеной становилась.

— Роха, — раздраженно позвал Волков.

— Да, я тут, — отвечал тот, подходя к кавалеру.

— Не жди, вези раку в лагерь, нечего лошадям простаивать, сгрузишь раку, останешься при ней, а подводы сюда отправишь.

— Эх, — сказал Скарафаджо, — хотел костер поглядеть.

Он пошел к обозу, а Волков остался, сел на тюки с тряпками и одеялами, что взяли на квартирах после победы над еретиками.

Видимо болтовня колдуна и попу надоела, он уже не знал, как и закончить таинство. Не выдержав, отец Семион, улучшил момент и чуть не силой, воткнул гостию в незакрывающийся рот, колдун бодро прожевал святой хлеб, не прекращая говорить, а поп уже влез к нему на костер и заливал ему в рот вино из склянки, положил ему на голову руку и громко сказал:

— Отпускаю тебе грехи твои, и предаю тебя в руки мирского правосудия, да смилостивится над тобой Господь. Аминь.

Он осенил колдуна святым знамением, дал поцеловать символ веры и, спрыгнув с костра, начла громко читать молитву. Солдаты снимали с головы подшлемники и шлемы. Пытались вторить попу. Волков, кривясь от боли в ноге, тоже встал, снял шлем, и, не дожидаясь окончания молитвы, протянул руку к Сычу за факелом, но тот факел не отдал:

— Дозвольте я, экселенц. Уж больно он вонючая жаба, этот колдун, позвольте мне его подпалить. Может, на суде перед Богом за это мне какой-нибудь грешок спишут.

Кавалер и не думал возражать, и Сыч твердым шагом пошел к костру и стал поджигать пучок щепы. И тут Ханс-Йоахим Зеппельт осквернитель, расстрига, чернокнижник и колдун заорал, так что Сыч заметно вздрогнул. Чуть факел не уронил.

— Не жги, не жги, прочь, прочь пошел пес. Отец мой, я не во всем покаялся, не во всем, остановите его, остановите подлеца, пусть прочь идет. Не жги! А-а-а-а, да Господи, не жгите меня. Я в монастырь пойду, грехи замаливать, только не жгите.

Отец Семион растерянно глядел на Волкова, а тот просто стоял, глядел на костер, и, не собираясь останавливать Сыча.

А пучок сухой щепы бодро занялся огнем, стал нагревать дрова из старой мебели, потянулся белый дымок.

Монах и хотел было остановить Сыча, да было поздно, языки заплясали по сухим обломкам лавок и столов, из которых костер и был сложен.