Его Снежинка, пятая справа - Маргарита Ардо (2020)

В моей душе, справившейся со всеми стрессами и волнениями, освободилось место. И оно наполнилось страданием, его было так много!

Три месяца! Три!!! Он не звонил и не искал меня. Ни разу!

Забыл… А жив ли? — снова ныло сердце. Неизвестно. Я даже читала рубрику происшествий в новостях и однажды с тщетной надеждой позвонила в управление ФСБ, спросив Константина Тихомирова. Но, конечно, такого не было. Да и кто бы мне сказал!

Наверное, ещё оно выдуманное имя.

Уже в Лондоне я узнала подробности, что по мою душу приходили несколько раз какие-то сотрудники спецслужб. Сразу после моего отъезда даже стреляли у дверей Валентины Павловны! Она потом слегла с гипертонией, но ответственно папе позвонила. Папа тоже пил валидол и, заняв денег, буквально выпинал меня в Лондон. Кстати, Римма Евгеньевна мне позже призналась, что возможно, если бы не пронырливый, неопрятный и странный следователь из ФСБ, который явился в театр, она бы возможно не стала суетиться так с письмами мисс Лоре в Лондон, в смысле Ларисе Михайловне Копытиной, давно здесь обосновавшейся после выхода на пенсию со сцены Мариинки.

Для того, чтобы я уехала быстро, всё сложилось, будто пасьянс. Лариса написала о планах на постановку Снегурочки старой подруге, которая иногда давала ценные советы. Римма Евгеньевна отправила ей видео с моего просмотра и расхвалила меня неимоверно, испугавшись, что за приходом следователей последуют гонения или что похуже.

А я убедилась, что миром правит парадокс. Со всеми этими ужасными событиями мир будто раскрутился в фуэте и остановился ко мне совсем другой стороной. Люди проявляли свои лучшие черты. Из вечно «не такой», рядовой артистки кордебалета я превратилась в приглашённую солистку. Нет, я не стала примой, так не бывает! И никто не знал, предложат ли мне контракт на сезон, когда «русские недели» завершатся и «Снегурочку» снимут с афиш.

Но у меня рушились шаблоны: я гуляла по Лондону и задирала голову на Биг Бен, танцевала перед членами королевской семьи и обнаружила, что балет может быть разным. К примеру, приглашенный педагог из США оказалась полной и вульгарной женщиной, фуэте упрощённым, а ногу в арабеске достаточно было вытягивать параллельно полу а не тянуть как можно выше. И то, что виделось мне не идеальным, требующим доработки, отточенности, здесь воспринималось на ура. Лондонцы уважали «русскую манеру», называя её подчёркнуто экстремальной и даже акробатической. Мне же балет в Лондоне, несмотря на все свои прелести, казался каким-то лоскутным, недотянутым, пэчворком, далёким от той классической хореографии, которую нам преподавали в Академии.

Англичане в отсутствии единообразия танцовщиков находили свою прелесть, мой рост тут и не стал бы проблемой. В вальсе Снежинок кружились и мулатки, и девушки азиатского типа, и мускулистые немки. А то что в Берендеевке могли проживать чернокожие хлопцы, никого не повергало в шок. Кроме меня…

Я и в самом деле была, как Снегурочка из сказки: непонятная, «загадочная», неразговорчивая, скованная плохим знанием языка и избыточным воспитанием. Мне не удавалось проникнуться той лёгкостью общения, которая вызывала любопытство и отталкивала одновременно. Однажды мне сказали, что вне сцены я была «холодная», чужая. Но я не могла представить, как влиться в бытовую раскованность между танцовщиками. Она представлялась мне несусветной.

Так что мне ничего не оставалось, кроме работы. Признаться, раньше я была уверена, что мне большего и не надо, но теперь даже танец был окрашен новым колером: ностальгии по русскому, по дому, по… нему.

Серёжа сказал мне танцевать, и я танцевала. До крови на пуантах. Каждый день. Иначе было не спастись от мыслей. Он женат? У него есть девушка? Он никогда не появится? Он попал в тюрьму? С ним случилось что-то плохое?