Его Снежинка, пятая справа - Маргарита Ардо (2020)

Пальто и шарф. Удобные туфли, ноги в чулках. Волосы всё ещё в блёстках. Грим, а я весь грим стёрла? Руки дрожали. Я не была уверена, что это он, но внутри меня творилось нечто невообразимое. Я оделась. Расчесалась и побежала, не чувствуя под собой ни ног, ни привычной боли в них после спектакля.

— Эй, Джейн, ты куда? — крикнул стройный, скульптурно-идеальный Томас в коридоре.

Я не оглянулась. Я неслась, я рвалась, стремилась убедиться или позволить этой любви раз и навсегда погибнуть. У служебного выхода для актёров я остановилась. Сердце ещё бежало вперёд, а я замерла. Будто моя жизнь решалась сейчас. Будто это ступени не на Ковент-Гарден, а в пропасть.

Слёзы, ещё не пролитые, но уже подкравшиеся к каждой поре кожи изнутри, заставили меня осторожно, медленно, по капле, стечь. Спуститься по ступеням. Тихонько подкрасться. Неслышно толкнуть дверь и…

Мужчина стоял спиной ко мне. Он был высокий, как он. Широкоплечий, как он. Тёмно-русый, как он. Но на голове был не ёжик. Дорогой костюм по фигуре, как влитой. Дорогие туфли. Он что-то кивнул понимающе на длинную тираду англичанина с тростью.

И моё сердце оборвалось: не он, да и откуда… Слёзы подкатились к глазам, но хватит. Хватит! Я вскинула голову, ступила на тротуарную плитку, дверь с тихим звоном закрылась за моей спиной. Мужчина развернулся и воскликнул тем чудесным, чуть хрипловатым тембром, мягким, как джазовая ночь в лунной долине:

— Женя!

Во мне всё завибрировало в ответ, вспыхнуло, засияло. Но как же? Это был он и не он одновременно. В костюме с бабочкой, в белой рубашке, с невероятным букетом роз в руках, с элегантной причёской, не бандит… скорее, дипломат. Охранник за моей спиной сказал что-то, Серёжа ему ответил на безупречном английском, а я даже не поняла смысл. Он шагнул ко мне, я к нему…

— Серёжа? Ты?!.. — дрогнул мой голос.

Мы оказались совсем близко, только розы разделяли нас. Глаза такие светлые, такие серые, такие добрые! Самое красивое на свете лицо… Нежность из моего сердца и из его глаз струилась между нами, окутывала нас и чувствовалась кожей ещё до касания. Как мелодия Шопена…

Он склонился ко мне и, явно волнуясь, произнёс:

— Прости, маленькая, только я не Серёжа… Моё имя Константин Михайлович Тихомиров.

— Его не существует, я проверяла… — выдохнула я, боясь спугнуть призрак.

Он протянул ко мне большую руку:

— А так проверь.

Я осторожно коснулась пальцами его кожи, и по телу пробежало узнавание, как электричество.

— Живой… Но я же спрашивала, я искала!

— Пришлось немного задержаться, прости. Но я сам тебя нашёл. Для этого даже пришлось устроиться в посольство, — улыбнулся он с сияющими глазами и вдруг вспомнил про розы, протянул их неловко: — Это тебе.

Я широко раскрыла глаза, не веря им, протянула руки, но цветы оказались такими тяжёлыми, что я покачнулась, и он тут же поймал меня в охапку, как одну из этой сотни роз на глазах изумлённых прохожих и осторожно поставил обратно. Розы мешали… И я позволила им упасть пружинистым снопом:

— Пусть. — Я остановила его порыв поднять, потянулась к нему — так хотелось видеть, видеть, видеть его лицо! Он потянулся ко мне. — Я думала, ты меня забыл…

— Как я мог? Я же люблю тебя! — выдохнул он, положив мне руки на талию.

— Что?!

— Люблю!

— Любишь? — моё сердце гулко ухнуло и включилось заново.

— Да…

И я не сдерживалась больше, встала на носочки в плотном кольце его рук и запаха, обвила его мощную шею руками и была встречена упругими горячими губами. Такими настоящими, но волшебными! Голова закружилась от сладости и нежности поцелуя. Я всё-таки жива! Он здесь!

— Серёжа, Серёженька… — растворяясь в нём, как в музыке, воскликнула я.

— Костя.

И снова поцелуй. Долгий, нежный, настоящий. До мурашек и просветления в душе.

— Серёжа, хороший мой, хороший, — пело всё во мне и кружился в танце Ковент-Гарден. — Я тоже тебя люблю!