Его Снежинка, пятая справа - Маргарита Ардо (2020)

И вдруг из памяти выплыла строка из «Кодекса чести офицера» 1804 года, затронувшего душу настолько, что захотелось служить дальше после срочной: «Не обещай, если не уверен, что исполнишь обещание». В душе стало не комфортно. На ум сразу пришло и следующее положение: «Береги репутацию доверившейся тебе женщины, кем бы она не была».

Дедушка приволок мне «Кодекс» на присягу. Приехал, несмотря на семейный скандал и вообще на всё, что я натворил…

Я стал мрачнее тучи: по моей инициативе пресса желтеет заголовками и подразумевает, что чистейшее существо — «любовница» урода. Спас, называется…

О кофе вспомнил в последний момент. Хотя не уверен, что Снежинка будет рада бурде а ля латтэ из забегаловки на заправке.

⁂

Женя

Он пришёл. Застал меня на кухне в пуантах, я пить захотела ужасно! Не обратил внимания на мою радость. Вручил стаканчик с кофе. Буркнул что-то про занятость, мрачный, как грозовая туча, и развернулся ко мне спиной.

Уходит? И я снова буду одна? Этими бесконечными вязкими часами? Ему даже не интересно, как мои дела?! Хотя какая ему разница — мы друг другу ничего не должны…

Терминатор поправил ворот куртки, застегнул змейку до упора. Кашлянул и потянулся к ручке двери.

На мои глаза навернулись слёзы.

— Почему уже… — не выдержала я. — Я тебя так ждала, а ты!

Сергей резко обернулся, и на его лице промелькнул живой свет.

— Ждала?..

Глава 19

Женя

— Ты ждала меня? — низким, совсем севшим голосом произнёс Терминатор.

Я насупилась, закусила губы, чтобы не расплакаться. Это было унизительно. С другой стороны, плакать одной ещё унизительнее. Захотелось спрятать ладонями лицо, но я выпрямилась, расправила плечи, руки в первом порт-де-бра, в смысле, в начальной позиции.

Он шагнул ко мне, коснулся предплечий и заглянул в лицо.

— Женя, ты что, плачешь?

Я подняла подбородок гордо и мотнула головой, но проклятые слёзы потекли из глаз горячими ручьями, словно я копила их преднамеренно.

— Ну что ты? Что же ты, маленькая? — растерялся Сергей.

Его пальцы сильнее сжали мои плечи. Я подумала, что наверное, ужасно пропахлась потом после нескольких каскадов прыжков, и надо бы отстраниться, но, наоборот, подалась к нему, ища защиты от неприкосновенного бытия за стеклом и стенами.

Душу на разрыв всколыхнули шопеновские переливы из танца сильфид, неизвестно откуда ворвавшиеся в голову. И под драматическую чувственность звучащего в голове вальса До минор — музыкального фона зимнего одиночества, готового вот-вот взять меня в плен снова, я уткнулась Серёже головой в грудь и разревелась навзрыд.

Большие, горячие руки обхватили меня и прижали к торсу. Вблизи мой нос втянул в себя смесь ароматов: кожу куртки, древесную пряность, подчёркивающую его естественный запах, такой притягательный и мужской, что у меня закружилась голова. Мои руки сами собой обвили его талию.

— Я не могу, не могу больше одна… — всхлипывала я, пачкая слезами его куртку. Задыхалась и вздрагивала.

— Женя, Женечка, прости. Я пытаюсь, я правда, пытаюсь. Я делаю, — бормотал он взволнованно, заставляя меня своим низким вибрирующим тембром ещё ярче чувствовать контраст живого голоса, живого звука с тягостным молчанием «до» и «после».

Что же я делаю? Я же зла на него! Я обиделась… Я прекратила плакать, но стиснула его талию крепче, и мне стало плевать, что так нельзя, что я даже толком не знаю, кто он!

Проклятый Шопен в голове заставлял каждую клетку трепетать, как вырвавшийся на свободу страх, как бьющийся о лампу мотылёк, готовый сгореть лишь бы не оставаться наедине с собственным мраком.