Я Пилигрим - Терри Хейз (2015)

Второй мужчина, самый старший и спокойный из пленников, был голландским инженером. Изучив его паспорт и фотографии в бумажнике, саудовец узнал, что ему исполнилось сорок шесть лет и что он был отцом троих подростков. Судя по визам, голландец делал карьеру, работая в горячих точках: Нигерия, Ирак, Босния, Кувейт, – и всегда благополучно оттуда возвращался.

«Иншалла, на этот раз не повезло», – пришло в голову Сарацину.

Он еще раз осмотрел пленников и, хотя никак не показал этого, остался очень доволен: физически сильные и здоровые – саудовец сразу определил это наметанным взглядом врача. Если его самодельный вирус убьет их, он наверняка уничтожит и любого другого.

И еще одно обстоятельство порадовало Сарацина: с учетом ситуации, в которой они оказались, пленники вели себя относительно спокойно. Очевидно, похитители сказали им, что они стали товаром в банальной финансовой сделке. Если не считать выращивания опиумного мака и конопли, похищение людей с целью извлечения прибыли было единственной растущей и процветающей отраслью экономики в Афганистане. Бандиты в таких случаях всегда говорили своим жертвам: если те будут послушны, им не причинят никакого вреда и освободят, как только заказчики похищения получат выкуп. Правда, пару недель им придется жить в тяжелых условиях, но потом они вернутся в свои удобные номера с кондиционерами. Их наниматели станут на пару-тройку сотен тысяч долларов беднее, зато несколько деревень, где до сих пор нет водопровода, а жители лишены средств к существованию, получат деньги, на которые проживут еще десяток лет.

Сарацин вытащил у пленников изо рта кляпы и бросил каждому по бутылке с водой. Еще не напившись, они уже попытались вступить с ним в беседу. Поскольку английский был единственным языком, который знали все трое, они в первую очередь попробовали общаться на нем. Сарацин пожал плечами, прикидываясь, что не имеет ни малейшего понятия, о чем они говорят. Видя, что ее старания безуспешны, женщина попыталась что-то сказать на урду, государственном языке Пакистана, который она немного освоила, пока работала в этой стране. Затем в ход пошел дари, самый распространенный язык в Афганистане, но произношение у всех троих было таким скверным, а словарный запас столь ограниченным, что, даже если бы Сарацин им и ответил, они вряд ли сумели бы понять друг друга.

Вместо этого он бегло сказал им что-то по-арабски, и теперь настала их очередь прийти в полное замешательство. Казалось, никакой надежды установить контакт не было. Сарацин повернулся и вышел в спальное помещение. Выводя лошадей, он услышал, что пленники тихо беседуют по-английски. Сарацин убедился, что угадал: все трое были уверены, что их похитили ради получения выкупа. Японский хиппи даже предложил потянуть время, чтобы у самолетов, оснащенных системой дальнего радиолокационного обнаружения или другими поисковыми средствами, было больше шансов обнаружить пленников.

Но тут у наблюдавшего за Сарацином голландского инженера возникло подозрение, что этот человек не простой стражник. В его ловких движениях чувствовалась таящаяся внутри сила. Голландец видел нечто подобное у закаленных в боях партизан Косова, самых отпетых людей из всех, кого ему доводилось встречать. Инженеру пришло в голову, что с этим типом шутки плохи.

– Я думаю, надо дать переговорщикам шанс довести игру до конца, – сказал он товарищам по несчастью. – Есть такая голландская пословица: «Если ты сидишь по шею в дерьме, то, по крайней мере, не поднимай волны».

Но развить эту тему инженеру не удалось: Сарацин прикрикнул на них. Хотя никто из троих не владел арабским, они ясно поняли его знак: саудовец провел по рту, словно застегивал молнию. Он нуждался в тишине, и причину этого пленники поняли, когда Сарацин вытащил из седельного вьюка молитвенный коврик. Приближался рассвет, а с ним и первая, утренняя молитва.