Полоса черная, полоса белая - Екатерина Островская (2019)

— Отдыхай! Охранять меня здесь есть кому. А сегодня просто поговори со мной. А то мне не с кем. Никому в последнее время не доверяю.

Сергей принес бутылку «Джемесона», лед и два четырехгранных стакана.

Виктор Иванович смотрел, как он насыпает лед, как наливает виски.

— Поговорить-то не с кем, — повторил он и взял в руку стакан, — я для разговоров даже девушку себе как-то завел. Ну, как девушка — тридцать лет ей было, когда познакомились. Здесь и встречались. Я говорил, она слушала. Разговор, постель, завтрак, и мы расставались до следующего раза. Я ей машину подарил, чтобы она с такси не связывалась. Знал, что она меня не любит. Но это тогда мне было не важно. Три года встречались, а потом она попросила ее отпустить. Почему, спрашивается? Я ее заставил бросить конторку, где она трудилась мерче… Марчедрайз… Тьфу ты! Язык сломаешь. Ну, ты понял. Зачем ей работать, если я обеспечивал ее? Сыну оплачивал учебу в престижной гимназии, подарки делал… Не в этом суть. Короче, спрашиваю: «С чего вдруг? Плохо со мной?» Она плечом дергает, но молчит. Но все же призналась, что у нее другие планы на жизнь. Последней ночью все было как всегда. Утром она попрощалась, поцеловала меня, перед тем как сесть в машину, и попросила не тревожить ее больше. Уехала. Я, пока она была в пути, отправил на ее счет, кстати, в моем банке, некоторую сумму, чтобы сыну на учебу хватило и на выпускной через девять лет… С того времени пару раз собирался завязать новые отношения, но все не то. Приедет кто-то и вместо разговора — бла-бла-бла. Сюсю-мусю. И ведь не слушают, что я им говорю. Ты понял?

— Понял, одно только не ясно, почему вы мне все это рассказываете?

Рохель наконец-то сделал глоток из своего стакана и показал Ерохину, чтобы тот следовал его примеру. И дождавшись, когда и тот пригубит виски, продолжил:

— А человек так устроен, что время от времени ему надо с кем-то делиться, душу изливать. Желательно лучшему другу, но можно и случайному попутчику в поезде. Но в поездах я не езжу, а лучшего друга у меня теперь нет. Нет Борьки Тушкина больше. Сегодня как раз пять лет, как его не стало.

— Пять лет будет через четыре часа, — напомнил Сергей.

Виктор Иванович кивнул. Потом сделал еще глоток.

— Борька был преданный друг, хотя и шебутной. Бабник, каких поискать надо. К бабе в тот день и отправился. А кто-то знал тогда наверняка, где он будет! Кто-то из банка, я полагаю. Или из охраны. Всех тогда проверили, трясли так, что перья летели. Проверяли все телефоны, все звонки… И ничего. Киллера ты ведь грохнул тогда. Спасибо хоть на этом. Может, и узнали бы чего.

Ерохин покачал головой.

— Вряд ли. Тот мужик тертый был. А Следственный комитет — не гестапо. Ничего не сказал бы. Но мне он все выложил, что знал. Только меня ведь отстранили от дела. К тому расследованию я вообще никаким боком. Узнал о покушении, пошел и взял киллера.

Виктор Иванович показал на свой стакан.

— Налей! И себе тоже плесни. За Борю Тушкина выпьем, чтобы земля ему пухом.

Он выпили, причем Рохель приказал Ерохину выпить до дна.

Потом он поднялся и подошел к выходу из беседки. Высунулся и крикнул:

— Где шашлыки?

Он вернулся к столу, но остался стоять.

Сергей решил подняться тоже, но президент банка положил ему руку на плечо и удержал.

— Мысль вдруг в голову пришла, — сказал он, — смешно, да? Такая важная мысль, что я только стоя перед ней могу или на коленях. О будущем подумал.

Рохель махнул рукой, словно отгоняя пришедшую в его голову мысль.

— Ладно.

Он снова сел в кресло.

— За то, что киллера того наказал, спасибо тебе… Я пригласил тебя в банк, чтобы просто посмотреть. И как-то сразу ты вызвал у меня доверие, а это редко кому удается. Попросил Брускова, чтобы он показал характеристику на тебя от ментов… Мне она понравилась. А потом понял, что и собеседником можешь быть, хотя для телохранителя это самая лишняя деталь. Не так ли?