Среди тысячи слов - Эмма Скотт (2020)

– Ты и раньше это говорил, – заметила я. – Не надо что? Не знаю, как мне себя чувствовать теперь.

– Я не пытаюсь указывать тебе. Я просто хочу, чтобы ты знала… все нормально. Нормально, что ты рассказала мне, – он сжал зубы. – Я хочу убить этого подонка, врать не стану. Я хочу отследить его задницу и… – он вдохнул воздух через нос. – Но я ничего не стану делать, если ты против, хорошо? Обещаю.

По щекам потекли слезы, и я прерывисто вздохнула.

– Спасибо, – прошептала я.

Терпение Энджи лопнуло. Она обняла меня и тихо сказала Айзеку:

– Я позабочусь о ней.

Он колебался, словно не хотел покидать меня ни на секунду.

– Спасибо, – он повернулся ко мне. – Напиши мне позже.

– Напишу.

Мы наблюдали, как он вышел в это холодное утро и направился к пикапу. Руки засунуты в карманы, шея втянута в плечи.

Как только пикап уехал, Энджи развернула меня лицом к себе.

– Расскажи мне правду, – сказала она, откидывая локон запутанных волос с моего лица. Никогда не слышала, чтобы она говорила так серьезно и твердо. – Он причина, по который ты так выглядишь?

Я покачала головой.

– Нет. Он причина, по которой я не выгляжу хуже.

Голос дрогнул. Полились слезы. Энджи крепко обнимала меня за трясущиеся плечи.

– Пойдем, давай отведу тебя наверх.

Она провела меня в свою комнату на втором этаже. Из коридора, из комнаты за спальней родителей слышался шум проточной воды. Собака, красивый ирландский сеттер с пушистой золотисто-коричневой шерсткой, прыгала за нами по ступеням.

– Баркли, нет, – сказала ему Энджи, но он все равно протиснулся в комнату.

– Мама готовится к работе, – сказала она, закрывая за нами дверь. Я с сожалением поняла, что не знала, чем занимаются ее родители. Я так и не спросила.

Когда я вошла в комнату Энджи, моя и так больная голова закружилась. Я именно такой ее и представляла: полной поп культурного китча. Постеры неизвестных альтернативных групп, о которых я никогда не слышала. Постер Эммы Уотсон в роли Гермионы. Три отдельные полки, забитые романами, комиксами и многочисленными рядами манги. На полу валялась одежда – футболки Энджи с надписями.

Она усадила меня на черное покрывало. Баркли сидел и наблюдал, как его человек бродит туда-сюда передо мной.

– Я даже не знаю, что делать. Мне нужно что-то рассказать маме, хорошо? Ты плохо себя почувствовала после репетиции? Поэтому оказалась здесь? И?..

– Не знаю, – ответила я.

Энджи встала на колени у моих ног и взяла меня за руки.

– Что произошло, Уиллоу? Забудь обо всем остальном. Что произошло? Расскажи мне обо всем.

Я рассказала ей обо всем.

В отличие от вчерашней взрывоопасной ярости, сегодня историю прерывали тихие икающие всхлипы. Рассказать Айзеку было все равно что бросить гранату сквозь лед и немоту, разрывая на мелкие осколки. Рассказать Энджи – значит просто позволить словам выпасть из дыры, оставшейся после взрыва.

Энджи сидела на кровати рядом со мной и плакала.

– Тебе нужно вызвать полицию, – сказала она. – Тебе нужно выдвинуть обвинения.

– Не могу. Это произошло девять месяцев назад.

– Не имеет значения.

– Я уничтожила все улики, а у него моя фотография.

– Уиллоу, ты должна…

– Я не должна ничего делать, – ответила я. – Я не могу… Боже, я… я чувствую себя такой грязной.

– Он грязный, – выплюнула Энджи. – Он отвратительный, злой, презренный, бесчеловечный монстр. Это ему нужно стыдиться. Это он… – ее голос сорвался, и она покачала головой. Энджи вытерла одной из футболок глаза, а потом передала ее мне.

Баркли молча положил свою длинную морду мне на колени и посмотрел на меня влажными карими глазами, как обычно поступают понимающие все собаки.

– Я никогда никому не рассказывала, – сказала я. – Никогда. До прошлой ночи. Пожалуйста, просто позволь мне… все обдумать. Ладно?