«О боги, не дайте ошибиться. Надеюсь, мальчик имел в виду именно это. Надеюсь, я не выставляю себя полной идиоткой».

– Зачем?

– Я странствовала по… местам… местам великого горя. Великой, – я повернулась к толпе людей, жавшихся друг к другу, прокручивая в голове их слова, их стремления, – величайшей скорби. Я пришла предупредить, что ныне нигде не безопасно. И королевству нужна армия для защиты народа.

– У нас осталось достаточно солдат.

Прежде чем я успела добавить еще хоть что-то, над платформой разнеслось яростное рычание. Я подняла голову и округлившимися глазами смотрела, как Гаури штурмует помост, с легкостью отбивая слабые попытки охранников Сканды ее остановить.

– Осталось, – гневно повторила Гаури.

Язык мне не повиновался. В сердце расцветала радость. «Она здесь. Гаури в безопасности». Более того – судя по выражению лиц жителей Бхараты, ее здесь обожали. Сестренка выросла весьма крепкой, а волосы, как и я когда-то, сплетала в тугую косу.

И даже когда она злилась, на щеках мелькали ямочки. Но более всего поражал ее наряд: отрекшись от шелков гаремных женщин, Гаури надела солдатские доспехи. Впрочем, доспехи непростые, инкрустированные изумрудами, так что, когда она двигалась, по металлу скользил свет, точно плясал на озерной глади. Гаури была похожа на прекрасную нагайну, богиню змей, окутанную сиянием, гибкую и ловкую.

– Ты же несерьезно, брат! Даже садхви видит твои ошибки. На наш город могут напасть в любой момент, нужно быть готовыми. Ты должен отправить меня в Уджиджайнскую империю, чтобы вернуть плененные войска.

– На мой город, – поправил Сканда, вскочив так резко, что опрокинул стоявшее рядом блюдо со сладостями. – Мое королевство. Я слишком долго потакал тебе. Позволил тренироваться рядом с солдатами, позволил потешить жителей Бхараты, демонстрируя твои успехи в стрельбе из лука. Я позволил тебе покинуть гарем и отправиться странствовать в роли моего посла, а теперь ты смеешь спорить со мной на глазах у народа?

Мужчина рядом со мной скрипнул зубами, и я поняла, что еще одно неверное движение – и толпа бросится кулаками защищать Гаури. Сканда, должно быть, тоже это почувствовал, потому как вдруг сел, всем своим видом излучая спокойствие.

– Раз уж нас посетила садхви, пусть она и укажет правильное решение.

С таким никто спорить не стал. Даже Гаури почтительно склонила голову. Я помялась с ноги на ногу, пытаясь казаться таинственной и всеведущей.

– Живот прихватило? – шепотом поинтересовалась Камала.

Попытка явно провалилась.

– Для меня будет честью разрешить ваш спор, – громко произнесла я.

Гаури уставилась на меня насмешливо, взгляд ее прошелся по моему лицу, рукам… и замер на шее. Она узнала ожерелье, когда-то принадлежавшее ей? Если так, то внешне это никак не проявилось. Я глубоко поклонилась и ловко перекинула сапфировый кулон за спину. Я любила Гаури, но, не доверяя мне, она могла случайно прославить меня как воровку.

– Тогда решено. Ты будешь моей гостьей, – объявил Сканда.

– А я? – буркнула мне на ухо Камала.

– А моя лошадь?

– И лошадь, – протянул братец с такой фальшивой любезностью, что я едва не позволила Камале его съесть.

22. Вечности и миги

Нет ничего более странного, чем увидеть старое знакомое прибежище перекроенным на чужой лад с незнакомыми словами и фальшивыми шкурами, растянутыми тут и там точно новые покрывала. Сканда и его поддакивающая свита вели нас с Камалой по окрестностям дворца и просили благословлять то одно, то другое. Я пыталась казаться высокодуховной, но вряд ли преуспела. Когда Сканда поинтересовался, какое подношение принесет ему счастье, я велела угождать Варуни. Богине вина. А когда брат попросил предсказание о его правлении и наследии, Камала помочилась ему на ногу.