Я последовал за ним и оказался в пыльной комнате, настолько маленькой, что Международная амнистия развернула бы целую кампанию за права человека, если бы какого-нибудь арестанта заставили здесь ночевать. Потолок был таким низким, что Валери пришлось наклониться, чтобы открыть окно. Очень похоже на дома для карликов, которые агенты по недвижимости, желая поиздеваться над плохо знающим язык «иммигрантом», показывали мне, когда я переехал в Париж. Единственное отличие — внушительное семейство плюшевых медведей и старые детские книги (в Париже их не было).

— Прости, это единственная свободная спальня, — сказал Валери. — Если тебе будет тесно, я могу раздобыть комнату в отеле рядом с пляжем.

— Но стратегически тебе лучше остаться в доме, — добавила Элоди. — N’est-ce pas[78], Валери? Пол должен быть здесь, чтобы защитить нашу свадьбу.

— Да, будет хорошо, если ты останешься. — Валери наклонился и смахнул с десяток или вроде того медведей с узкой кровати, так что теперь, в случае крайней необходимости, на ней мог уместиться чрезвычайно гибкий йог.

Он заметил, что я уставился на гору плюшевого меха на полу.

— На каждого ребенка в семье есть по медведю, — проговорил он.

Ничего себе, подумал я. Говорят, кролики быстро размножаются… Да они в сравнение не идут с французскими аристократическими семьями!

— Ладно, мне пора ехать, — объявил Валери.

— Ты уезжаешь? — ужаснулась Элоди.

— Да, в Сен-Тропе. Ну, ты знаешь… — Он сделал заговорщицкое лицо, как будто пытаясь телепатически передать ей некую тайну.

— Именно сейчас? — спросила Элоди.

— Да. Все спланировано. — Валери поцеловал ее в лоб, широко улыбнулся и вышел в коридор. Элоди уставилась ему вслед.

— Важные дела? — спросил я. — Насчет свадьбы?

— Дела — это да. Вот только не свадебные, — проворчала она.

Внезапно я ощутил беспокойство.

— Элоди… — Как бы преподнести это подипломатичнее? — Он ведь не за кокаином поехал?

К черту дипломатию, других слов все равно не подобрать.

— Да, за ним. Не знаю уж, почему он не может подождать до вечера…

Я вспомнил злобный взгляд Кожаного Пиджака, когда он говорил о Валери.

— Твоему жениху следует быть осторожным. Полиция пристально за этим следит, — начал я, и вдруг осознал, что не смогу объяснить, откуда мне так много известно о наркоторговле в Сен-Тропе. — Я слышал, как какие-то люди обсуждали это в Бандоле, — поспешно добавил я. — Они сказали, что некий торговец белым порошком был взят с поличным и теперь поет как канарейка.

— Что? — у Элоди хороший английский, но подобный компот из метафор для нее оказался чересчур.

— Похоже, что полиция в Сен-Тропе метет дилеров и их клиентов, — перевел я. — Валери должен быть осторожен.

Но Элоди отмахнулась от моих предупреждений:

— О нет, это совсем не тот сорт ребят, которых арестовывают в барах. Чтобы посадить дилера Валери, полиции пришлось бы разозлить очень влиятельных людей. Он… как это сказать… крепкий, как крепость? — Она с сомнением посмотрела на мою бесформенную сумку. — Пол, ты должен быстро переодеться. Мы просто обязаны выпить кофе вместе с семьей. Му-Му уже доложила, что ты здесь, и наверняка сказала, что одет как бродяга. Ты должен продемонстрировать им обратное. Ты ведь можешь это сделать?

— Ну, я, конечно, не привез костюм от Пола Смита, но у меня есть с собой рубашка, которую я надевал всего раз десять, — сказал я ей.

— Так переодевайся давай!

— Хорошо. — Я вежливо дожидался, когда она покинет комнату, — не разоблачаться же при ней.

— Давай же, Пол. Нам много чего надо обсудить, а у нас мало времени. Я видела тебя в любом виде, даже без трусов, так что не надо прикидываться застенчивым школьником. Allez![79]