Было странно слышать такое от монашки, но я повиновался и принялся искать одежду поприличнее. Наконец в сумке нашлись почти не мятые брюки карго и белая льняная рубашка, которая по замыслу должна была выглядеть артистически помятой. Элоди одобрительно кивнула.

— А теперь расскажи мне о М., — сказала она, когда я разделся. — Как у вас все движется?

— А…

Я прикинулся, что с головой увлечен застегиванием пуговиц, отгоняя от себя эротические картины: М. в ванной, М., разговаривающая по телефону, Леанн в открытом платье, Леанн, читающая мне лекцию на пляже. Как много правды я мог рассказать Элоди? Самый простой ответ: нисколько. Поделиться с ней тайной было равнозначно тому, чтобы открыть свой блог и назвать его «Приглашаем посвятить в свои тайны весь мир».

— Отлично, — бодро ответил я. — Но, знаешь, она не очень-то довольна тем, что я оставил ее одну в Бандоле.

Это было правдой. Я позвонил М. из машины по дороге в Сен-Тропе. Она была в высшей степени подозрительна и заметила, что ей показалось странным, как это я, всю ночь промаявшись животом, умудрился встать с утра пораньше, чтобы успеть на паром. Она сказала, что я ее избегаю. «Не в большей степени, чем ты избегаешь меня, — нашелся я. — Отправилась в Марсель, как только мы прибыли на остров…»

Говоря это, я чувствовал себя паршиво, но уловка удалась: М. подумала, что я всего лишь плачу ей той же монетой. Леанн оказалась права — любые странности в поведении можно объяснить, прикинувшись обиженным партнером. Не деловым, понятно.

— Почему ты не взял ее с собой? — спросила Элоди.

— Не хотел все усложнять. Будет лучше, если я на сто процентов сконцентрируюсь на переговорах по доставке продуктов, не так ли?

— Да, это правда. Ты чего пришел?

Я обернулся и увидел миниатюрную копию Валери, которая материализовалась в дверях и теперь глазела на мои голые ноги. На копии была одежда 1930-х годов: голубая рубашка в клеточку (воротничок туго застегнут у горла) и вельветовые шорты чуть ниже колен, с застежками, предназначавшимися для длинных носков. Прическа — короткий светлый ежик с челкой. Не хватало только повязки со свастикой на рукаве.

— Маман говорит, что они уже заканчивают пить кофе, — сказал мальчик (на вид ему было лет семь), все еще пристально изучая мои ноги.

— Хорошо, мы уже идем. — Не особо церемонясь, Элоди выставила его за дверь. — Это один из младших братьев Валери, — объяснила она, когда он ушел. — Бедный ребенок…

— Поверить не могу, что эта ваша Му-Му произвела на свет такое обширное потомство. С виду она типичная старая дева.

— О нет, Пол. Когда имеешь дело с grandes familles, существует большая разница между тем, чтобы выглядеть совершенно несексуально, и быть не замужем. Для жены даже лучше быть несексуальной. В этом случае муж будет совершенно уверен, что она не спит с дантистом. У Му-Му шестеро детей. Или семеро? Валери — старший, а этот мальчик — младший. Они с мужем настолько католики, что должны заделать ребенка каждый раз, когда занимаются сексом, иначе это грех.

— Ты хочешь сказать, что Му-Му уже несколько лет не занимается сексом? Тогда понятно, почему она выглядит так напряженно.

— Пол, я тебя прошу! И надень штаны, пожалуйста. Ты не должен обсуждать Му-Му в полураздетом виде. Твой вид напоминает мне о том, как однажды я провела каникулы в Италии. Там я познакомилась с мальчиком, который любил заниматься сексом во время мессы. Это было отвратительно. Я все время чувствовала, что на нас смотрит папа Римский. — Элоди ностальгически улыбнулась, как если бы такого рода действо могло придать красок жизни в замке. — Единственный сексуальный член семьи в поколении Му-Му, — продолжила она, — это одна из теток, Людивин. Она — как правильно выразиться? — porte-parole.

— Пресс-секретарь?

— Да, одна из них. В Елисейском дворце.

Я застрял в штанине.